— Пьет, — равнодушно сказала женщина, не глядя в мою сторону. — Раньше не такой был. Нормальный, добрый. Я жена его бывшая.
— Лена? — предположил я и, наткнувшись на удивленный взгляд, пояснил. — Я Нину Васильевну искал.
— A-а… Умерла она. Хорошая была женщина, царство ей небесное.
Мы вышли из подъезда, и Елена вдруг сказала:
— Если бы не эта дрянь, все было бы хорошо. Мы бы не развелись. И Костя бы не пил. Жаль, что мы в одном подъезде квартиры получили, ад теперь кромешный. Он, как напьется, все в мою дверь ломится.
— А эта дрянь? — я решил все-таки попытать счастья.
— Теперь-то неважно, — уныло сказала Елена. — Мы тогда молодые были. Мне тридцать два стукнуло, Косте тридцать четыре. Детей не было… Я не виновата, что так. У нас и без детей все хорошо шло. Жили, как люди. Двое — в двухкомнатной. Свекровь за стенкой. Всегда поможет. А потом как началось… И месяца не прошло, испортили Костю.
— Они действительно в подъезде жили?
— Да нет. Когда началось, мы подъезд весь облазили. По подвалу с фонариками шарили. Дежурства установили… Они, знаете, такие были заметные, больше красные или желтые. И вот одна прицепилась к Косте. А еще одну подобрала Люда из третьей квартиры, но Люду-то можно понять. Одна да одна все время… Но Косте чего не хватало?!.. У вас есть сигарета?
Сигарет не было, и я торопливо, в два прыжка, сбегал к киоску и вернулся с пачкой «Pall Mall». Елена стояла, заторможенно глядя на угол здания. Так же заторможенно закурила и с силой выдохнула дым:
— Мы их звали «собачками». Вообще-то нельзя об этом трепаться, но мне все равно. Что мне сделают? Не посадят же. А вы откуда Нину Васильевну знали?
— Моя жена одно время обращалась к ней насчет вязания, — вспомнив о письме, соврал я.
— A-а… Ну так вот. Я точно помню, они в июле появились. В первых числах. Сначала лежали такие маленькие. В траве. Или под скамейкой. Дети с ними играли. А вот собаки рычали на них, да еще как, аж шерсть дыбом. У нас Дик был, овчарка немецкая, так он вообще на волка становился похож. Он сбежал, когда Костя начал сидеть в гараже… — лицо Елены передернулось, словно ей сделали больно. — Сидит, сидит… Я прихожу, а он все сидит… А в руках у него — она. И попробуй, тронь!.. Я хотела ее забрать, так он ударил меня… по лицу… я чуть не упала… А глаза совершенно сумасшедшие. Он с тех пор меня и ненавидит, наверное. Я ведь ее, в конце концов, утопила.
— Утопили?
— А что было делать? — женщина громко вздохнула. — Он дома даже есть перестал. Буквально жил в гараже. С ней. Она большая выросла, больше кошки. И говорит с ним, и поет, и кино показывает. А он смеется, как ребенок, и на меня ноль внимания. Вот я ее и… Взяла в руки, когда Костя на работу ушел. Понесла к реке. А она не хочет пищит, жалуется… Когда в воду летела, завизжала, как бензопила. У меня до сих пор этот визг в ушах стоит. А Костя сразу понял… — она понурилась.
— А как ее звали? — спросил я, испытывая почему-то крайнюю неловкость.
— Костя называл ее Легги. Не знаю, сам придумал или нет. Она желтая была, как канарейка, яркая такая… Я до сих пор желтый цвет не переношу… А Люда из третьей квартиры взяла себе синенькую. Они, правда, пока маленькие, все одинаковые. И не знаешь, какая будет…
Вот странно: она толком ничего не объяснила. Кроме одного: у меня не галлюцинации. Сестричка моей Мавель разрушила эту семью. Чью семью разрушит сама Мавель?..
— А военные? — уже без особой охоты спросил я.
— А что военные?.. — Елена невесело усмехнулась. — Когда всех переселили, я сначала радовалась: вытравят эту заразу. Поселок должны были сразу снести, да только не снесли. Путч этот случился, то да се… Не до того, наверно, стало. Или денег не было на снос. Я не знаю. Они, конечно, долго там возились. И излучение какое-то пробовали, и газ, и магнитное поле. Я один раз видела: грузовик оттуда поехал. Кузов брезентом укрыт, а на углу брезент сполз, и там — цветное, как леденцы в коробке… А теперь и не делают ничего. Говорят, ни одной больше не осталось.
— Может быть, одна… — зачем-то сказал я.
Елена сразу напряглась, как перед криком, и уставилась на меня огромными измученными глазами:
— Да?.. Это плохо. А вы откуда знаете?
— Да меня черт дернул ее купить у ребятишек, — я поймал себя на том, что почти оправдываюсь.
Женщина отвернулась от меня и вдруг пошла, все набирая и набирая скорость, а потом побежала, прижимая к животу хозяйственную сумку.
После встречи с тем парнем на улице я не спал ночь. Впервые — оформилось. Приобрело имя, пол и характер. Стало почти легко. И я поднялся с кровати, стараясь не разбудить Алину, оделся и вышел из квартиры в предутренние сумерки.
Солнце еще не показалось, в подворотнях пряталась мутная синь. Небо было чистое, светлое, со штрихами перистых облаков. По улице проехала, сея свежесть, машина-поливалка, пробежал бодрый старичок в спортивном костюме. Я шел, посмеиваясь над собой, и твердо знал, что сегодня ее увижу. Никого другого я не хотел видеть до такой степени. Никогда.
Мертвый поселок спал — если это слово вообще применимо к мертвым. У военных светилось всего одно окошко в дежурке на первом этаже, немо стояли два «уазика» с буквами «ВВ» на дверцах.
Я прокрался к реке и остановился под старой яблоней, улыбаясь во весь рот, словно нашкодивший школьник. Кто-то сидел на поваленном телеграфном столбе очень далеко за развалинами и деревьями. Неподвижно. Какая разница…
Трава ожила, и я тихонько свистнул, всматриваясь.
«…она встречается она и сейчас встречается с ним она нашла его когда ты встретил меня и у них все началось снова и девочка знает она заходит к нему и называет его папа а ты дурак если думаешь что твое благородство кто-то оценил потому что кроме меня ты никому не нужен. Алина говорит, что у тебя не все дома и ходила в юридическую консультацию чтобы узнать как лучше с тобой развестись чтобы не делить квартиру, можно ли объявить тебя психически больным и оформить над тобой опеку…»
— Кто это?! — наверное, я крикнул слишком громко, потому что человек, сидящий на поваленном столбе, оглянулся, и я узнал майора.
— Вот это встреча! — он встал и пошел ко мне, улыбаясь, а голосок внутри головы вдруг захихикал: «…ну конечно как же, ты думаешь он рад тебя видеть а на самом деле он тоже думает что ты дурак кстати это он и есть познакомься с отцом своей дочери помнишь он спрашивал тебя о ней так вот пока ты тут ходишь и свистишь вместо того чтобы просто постоять и подождать меня он приходит к Алине и они вместе лежа на вашей кровати думают как бы от тебя избавиться…»
— Ну-ну, здравия желаю, — я сунул руки в карманы штанов. — Как служится, товарищ майор?
— Нормально, уважаемый. Я тут вашу дочку снова видел. По-моему, она за вами немножко следит.
— Да что вы?.. Вот как. Но только не мою дочку, а вашу, товарищ майор.
Он осекся и несколько секунд молчал. Потом ухмыльнулся:
— Ну, что вы. Зачем же так. Ну, было. Давно!
— Примерно вчера?
— Ага, вы так ставите вопрос… Это девчонка болтает? Да?..
Все-таки она — ваша. Со мной она так, постольку поскольку. А вас любит. Вы ведь вырастили ее. А Алина…
— Алину я не держу. Между нами, я ее никогда особо и не любил. Доброе дело хотел сделать, а оно вон как обернулось.
— Зря вы так. Давайте уж цивилизованно решим…
— Нет, — сказал я и ударил.
Он упал неожиданно легко, словно ватная кукла, и остался лежать, удобно устроив голову на обломке бетонной плиты, как на подушке. Все заволокло туманом, и вдруг из-за песчаных куч резануло солнце.
«…вот и умница вот и хорошо так и надо было сделать теперь по крайней мере одна проблема решена а я тебя никогда не подведу не зря же ты меня искал и я больше не сержусь что ты бросил меня одну ты раскаялся и понял что не можешь без меня жить а теперь пошли решим остальные проблемы и все мы будем свободны вот я вот вот вот…»