— Разорим его дотла и спасемся! — улыбается третий.
После таких живых картинок Кутько посылал банкиров к бесовской маме и оставался цел.
Ни на одно дело Артем теперь не выходил без совета зеркала предков.
И пошел в гору!
Через год его многопрофильная компания заняла ведущую строчку в рейтинге малого бизнеса.
Все хорошо, но зеркало вдруг захандрило.
Стало показывать только прошлое.
И какое!
Вот пацаненок Артемка тырит яблоки в колхозном саду… Бьет соседскую девчонку… Ругается из-за долгов с отцом… Требует от залетевшей от него девушки срочного аборта…
Кутько огорчился и развернул укоряющее зеркало серебряной поверхностью к стене.
Стал жить, как прежде, без подсказок.
И ничего, все пошло чин-чинарем, нормальненько.
Проводит блистательные бизнес-встречи. Покупает только самое ходовое и высшего качества. Продает с завидным кушем только самым горячим и нерасчетливым покупателям.
Лишь один раз не выдержал. Шел на прием в Кремль. Развернул и взглянул в зеркало. Но, кроме своей подобревшей и лучезарной физиономии, ничего не заметил.
Радостно плюнул и стал жить по наитию.
Бизнесмен Артем Кутько!
Флагман отечественного предпринимательства!
Эквилибрист купли и продажи!
Да что там?! Финансовый гений!
Женился Артемка. Детей завел. По золотистому паркету дома птица какаду прыгает. Яйца несет. В хрустальном бассейне могучие осетры меланхолически плавают. Икру мечут.
А заветное зеркало опять оказалось на чердак снесенным, паутиной да жирной пылью подернуто.
Как-то, от души откушав поросенка с хреном, запив ледяной водочкой «Столичная», Артем вспомнил о нем.
Полез на чердак, смахнул рукавом напластования пыльной дряни и ахнул. В зеркале ясным огнем полыхает его дом. А сам Артемка, нелепо подогнув ногу, лежит прошитый очередью «Калашникова». Над ним склонилась и воет простоволосая вдова, хнычут сиротки, Машенька и Гриша.
По серебристой поверхности мелькнула толстая рожа главного конкурента, нефтяного магната Егора Махнорылова.
— А киллер Шакал молоток! Артемка откинул коньки! — отрыгнув, угробно захохотал Егор. — Собаке собачья смерть!
Артем отломил от какого-то древнего кресла ножку, со всего плеча ахнул по зеркалу.
Лунные брызги осыпали чердак.
Артем спустился в гостиную и от огорчения махнул целый стакан водки.
Лучше не стало. Лишь потянуло в сон.
А дальше — началось странное.
К нему в долю попросился тот самый главный конкурент из зеркала, Егорка Махнорылов.
Артем хотел сразу ему дать отлуп. Но зеркала уже нет. Некому опереться на плечо. А последний совет был таким — бойся Егорку.
Махнорылов вошел в долю. Дела Артема круто пошли в гору. Дальневосточный порт на паях прикупили. Нефтью Артемка занялся, газом, древесиной элитных пород.
Как-то в добром подпитии Артем рассказал Махнорылову о зеркале.
Махнорылов заиграл желваками, помрачнел и говорит:
— А я ведь точно хотел тебя того, из «Калашникова». А дом сжечь…
— Брешешь!
— Ты где отчетную документацию хранишь?
— Дома.
— Нет документации, нет и Егора Кутько. Все бы твои капиталы себе оттяпал.
— А что же тебя остановило?
— Странные предчувствия…
Помолчали.
— Зеркало, значит, вдребезги?
Артем кивнул.
— Жалко. Хотелось бы на будущее взглянуть.
Проводив Махнорылова, Артемка полез на чердак, осколки в заветный мешочек смести.
А зеркало стояло там, где и прежде. Ни трещинки, ни царапин. Под ногами же визгливо щелкали стеклянные осколки.
Артем подышал на зеркало, смахнул ладонью паутину, изображение дрогнуло, пошло волной.
И видит Артем господина Махнорылова со своими подельниками.
— Артемку надо устранять, — оскалился Егор. — Он наши прежние планы разнюхал. Кто-то стучит для него. Вся документация дома. Сам сказал. Позвоните Шакалу. Пусть обновит свой «калаш».
Зеркалу Артем поверил.
Срочно, вместе с семьей, умотал в Гонолулу, прихватив деньги, документы и, главное, зеркало-вещун.
И теперь он сидит под тенистыми пальмами, потягивает текилу, щупает мускулистые бедра местных красоток.
Шайку Махнорылова, руками верных парней, он уничтожил. Вместе со снайпером Шакалом.
Можно возвращаться и в Москву.
Ну, это-то никогда не поздно…
Каждое утро Артем идет к спасительному зеркалу. Долго, почти не мигая, смотрит в него. Увы, здесь, в тропиках, кроме его сытой физиономии, зеркало ничего не отражает.
Но Кутько не вешает нос!
Значит, не время…
Припечет, и заговорит зеркальце, не сомневайтесь!
ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 6 2004
Василий Купцов
УСПОКОЕНИЕ
ДЛЯ МАЛЫША ЛЕОНАРДО
Что еще может удивить при первой поездке в «дальнее зарубежье», когда всё и сразу? Меня заставил вздрогнуть неожиданно оживший сотовый телефон. Я понимаю, роуминг и все такое, но как-то удивительно: ты — на юге Европы, пляжи с принятием спиртных напитков и ленивым посещением мероприятий Еврокона, а тут запросто по телефону: «Вася, где ты сейчас?». Начинаешь объяснять: так, мол, и так, фестиваль фантастики, и тут же спохватываешься. Голос-то знакомый, да это же друг детства Жорик! И ведь афишу видел: здесь, в этом курортном городке, проходит шахматный турнир. Чуть не добавил: помимо Еврокона. Еще неизвестно, какое из мероприятий привлекает больше народа. Может, это мы «проходим помимо шахматного турнира»! Или «наряду»…
Это для меня он — Жорик. Для всего остального мира, исключая близких родственников, естественно, — Георгий Ванин, чемпион мира по древней игре на шестидесяти четырех полях. Я — тоже шахматист. Перворазрядник. Был когда-то… Что может быть между нами общего? Так получилось, что я оказался одним из первых партнеров будущего чемпиона. Жили в одном доме, я — старше на три года, и этот карапуз — Жорик, второклашка, уже всех во дворе драл только так! А я — сопротивлялся. Потому что ходил в шахматную секцию и уже малость поднаторел: дебюты разные там, ферзевый гамбит, постановка мата одинокому королю слоном и конем. Вот с тех самых времен мы с Жориком и дружим, хотя обыгрывать он начал меня уже через год, а спустя еще два — потерял ко мне как к противнику за доской всякий интерес.
— У нас тут экскурсия в местный музей. Я прикинул: тебе как фантасту, пишущему на темы исторические, может быть интересно!
— Оно конечно, — промямлил я. Музеи посещаю, но ведь не для того пол-Европы…
— Там выставлен шахматный автомат восемнадцатого века. Говорят, подлинник; был в запаснике, по завещанию дарителя, не показывали ровно сто пятьдесят лет. Мол, это — тот самый автомат, что выигрывал у Екатерины Великой и у Наполеона…
— И сгорел в музее Филадельфии?
— Ну, там утверждают, что сгорела копия… Так ты присоединяешься? — Мгновенный напор — характерная черта Жорика Ванина с детства. Тем и брал!
— Да, пожалуй, — промямлил я, — где и когда?
Вечером того же дня, почти трезвый, я уже шагал в компании с Ваниным по коридорам местного «краеведческого» музея. Посетителей, к моему удивлению, оказалось немного, кроме нас — фантаста и шахматиста, присутствовала некая наследно-монархическая — как мне шепнул по-русски Жора — особа нечетко определенного пола, лет семнадцати, да двое мальчуганов в сопровождении очень строгой леди, Я впервые увидел очередной крик моды — наследие какого-то престола было разряжено в разноцветные лохмотья. Вспомнился эпизод из жизни Оскара Уайльда. Писателя «достал» уличный музыкант, выбравший себе место прямо под окном отца современной эстетики. Особенно смущали грязные, самого безобразнейшего вида, лохмотья, в кои был обряжен сей субъект. Уайльд не поскупился, нанял портного за немалые деньги. И уже через неделю прохожие дивились на уличного попрошайку, одетого в живописные, иглы модного лондонского портного, со вкусом подобранные… лохмотья! Да, неисповедимы ассоциативные пути, пролегающие промеж писательских извилин… Это я не об Уайльде, это — о себе.