Удара я не помню — только холодную, пустую тишину, установившуюся после него. Я падал в струях водопада, переворачивался, летел все ниже и ниже, тугие потоки били меня по спине, осколки скал резали грудь, голову…
Потом я ударился о дно и открыл глаза. Тишина постепенно обрастала звуками — в нее вплетался шелест капель, гудение ветра, какой-то металлический скрип и треск. Мое сиденье было сдавлено, сплющено, покореженная боковая дверца — наполовину прогнута, пепельница — полна крови. Сквозь разбитое ветровое стекло лилась вода. Под пальцами я почувствовал что-то теплое, живое.
«Бормот», — подумал я, и это было моей первой мыслью после аварии.
Котенок пошевелился и еле слышно мяукнул. Я хотел на него посмотреть, но побоялся. Мне было страшно опустить глаза, увидеть, что с нами произошло.
— Мирта, — позвал я. — Мирта?
Она не ответила.
— Мирта! Мирта!
Я слышал только дождь.
«А если она погибла?»
— Мирта!
Тихий звук донесся до меня, и я напрягся, прислушиваясь. Звук повторился — это было шлепанье босых ног по асфальту.
«Господи, неужели та старуха?»
Я потянулся вперед и вверх. Я был готов ко всему — просить, плакать, умолять ее о помощи…
Передо мной текла дорога — пустая, темная, с редкими пятнами фонарей. Под одним из таких пятен лежало что-то бесформенное, мертвое — искалеченный до неузнаваемости остов столкнувшейся с нами машины. Я отвел взгляд.
По полосе разметки шел человек. Невысокий, стройный — не давешняя толстуха.
Мирта.
— Вернись! — собственный голос показался мне нестерпимо, болезненно оглушительным. — Мирта! Я жив, вернись! Помоги мне! Мирта!
Она не остановилась, не обернулась. С ее левой руки стекали капли крови, падали на мокрый асфальт. В правой руке она несла порванную босоножку.
— Мирта. Мирта! — я шептал, я кричал в удаляющуюся спину.
Когда ее силуэт исчез, Бормот забрался мне на плечо, ткнулся носом в шею, словно говоря: не бойся, ты не один. Но я был один. Я лежал, зажатый, замурованный в разбитой машине, и мне было так страшно, что мир вокруг плыл.
Я был один.
Ночь наступила сразу, как только солнце скрылось за горизонтом. В темноте сосны казались выше, они источали холод и угрозу. По вившейся между ними тропинке сновали тени.
Мирта приближалась. Я готовился.
Я бежал, плыл по Ветвям, созывая всех, до кого мог дотянуться. С каждым ее шагом мое войско становилось все больше. Кошки сидели везде — на камнях, на ветках деревьев, на цветочных клумбах. Я уже не был один, и мне нечего было бояться. Только не мне.
Когда она появилась, сидевший у меня на руках Бормот зашипел и мазнул лапой по воздуху.
— Погоди, — прошептал я. — Надо ее подальше заманить.
Я видел Мирту множеством глаз с самых разных точек — ее лицо, ее профиль, ее затылок. Ее запах был чужим, отвратительным, вызывающим агрессию. Как только она оказалась у забора, я приказал нападать.
Коты сорвались с мест разом — широкой, стремительной волной. Мирта сперва не поняла, что происходит, — замерла на месте, заозиралась, потом вскрикнула, метнулась в сторону, попыталась вернуться назад.
Коты стелились, коты скользили, летели по дорожке. Первым подбежал к Мирте Зет, запрыгнул на грудь, выбросил вперед лапу, целясь по глазам. Булка, Мышур и Дру отстали от него всего на шаг. Следом за ними неслись Ария, Петька и Маша. Мирта снова вскрикнула, потянулась к лежавшей в траве суковатой палке, но было уже поздно.
Я на секунду отвернулся, переводя дух. Все было правильно. Мохнатый, шипящий ком катился по мощеной плиткой тропе, а с деревьев, столбиков оград, постаментов скульптур спрыгивали все новые кошки.
Я не винил ее за аварию, не винил за боль, за режущий, ломающий тело водопад, не винил за полную крови пепельницу.
Я не мог ей простить того, что она ушла и оставила меня там, бросила наедине с темнотой и шорохом дождя.
Когда-то я, наверное, любил ее — я не помнил этого точно — но теперь я жил только одним чувством, только оно заставляло меня думать и ощущать. Криком разогнав вцепившихся в нее кошек, я прыгнул к Мирте.
Утром на мокрой дорожке городского кладбища было очень много следов — отпечатки грязных кошачьих лап, клочки шерсти, лоскуты одежды, пучки травы. Наваленная у забора куча веток казалась слишком большой, неестественной, в ворохе опавших листьев виднелась тонкая женская рука с длинным, четким шрамом на тыльной стороне ладони.
У ступенек склепа лежал мертвый котенок. Его левый глаз был открыт. Он был рябой, нехороший.
Рисунки Виктора ДУНЬКО
ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 9 2004
Михаил Кондратов
ДЕЛО СЕМЕЙНОЕ
Вражеская армия оккупировала диван и не собиралась сдавать позиции. Игрушечные солдатики, танки и автомобили яростно оборонялись, но исход битвы не вызывал никаких сомнений.
— Полковник, передвинь артиллерию поближе! Ты же видишь, снаряды не долетают!
— Слушаюсь, генерал.
Не обращая внимания на плотный шквал огня, Тиша приблизился к дивану и стал собирать снаряды.
Какой чудесный сегодня день! У мамы на работе оказались какие-то важные дела, и она не смогла взять сына с собой. А папа и так никогда не брал его. В итоге Тихон остался безраздельным хозяином квартиры и мог делать все, что заблагорассудится. Вообще-то папа перед уходом прочел нотацию о том, чего делать не следует, но на то он и папа…
Еще при подготовке сражения Тиша вспомнил о своем сокровище, которое до сих пор получалось использовать в полную силу только на улице — двенадцать блестящих стальных шариков от подшипника. Он их выменял во дворе на папину электробритву (папа ею все равно не пользуется…) и все еще ждал разоблачения.
Тиша любил посылать в цель эти тяжелые, разрушительные снаряды. Теннисные шарики отскакивали от больших солдатиков, лишь слегка качнув их, а уж танкам и броневикам и вовсе не причиняли никакого вреда.
Он собрал снаряды в картонную коробку от грузовика и начал выбирать позицию для обстрела.
— Генерал, как ты думаешь, за тем холмом удобное место?
— Мы их оттуда разобьем в два счета!
— Можно открыть огонь?
— Огонь!
Тихон расположился в двух метрах от дивана, сразу за иллюзорным холмом. Генерал, полковник и тяжелая артиллерия одновременно, он метнул первый снаряд по ближайшему танку.
— Ба-бах! — шарик пролетел мимо выбранной цели, зато сбил солдатика, который, отлетая, зацепил еще пару.
— Ба-бах! — второй шарик с металлическим стуком врезался в танк защитного цвета и подбросил его в воздух.
— Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах! — снаряды вылетали один за другим под аккомпанемент восторженных возгласов Тихона.
Использовав все двенадцать снарядов, он снова собрал их и продолжил сражение.
Наконец, осталось «снять» вражеского снайпера, который залег на спинке дивана, втиснувшись в ложбинку между подушками. Его коричневый маскхалат удачно сочетался с обивкой дивана, затрудняя прицеливание.
Бум! Шарик отскочил от стены и упал на диван. Мимо! Тихон бросил второй шарик. Опять мимо. Третий, четвертый, пятый… Снайпер продолжал обстреливать штаб.
Нет, так дальше дело не пойдет. Надо срочно что-нибудь придумать.
— Вертолеты! — в поисках вертолетов Тиша цепким взглядом обвел комнату…
Дом настороженно наблюдал за этими шалостями. Внешне это было солидное кирпичное девятиэтажное здание на сто восемь квартир. Но сам дом чувствовал из них только четырнадцать. Прочие же оставались темными пятнами, лишенными души. Не раз он пытался проникнуть в эти пятна, рвался изо всех сил в ту или иную сторону, но чернота не отступала.