Асасабуро Такахаси, формальный лидер проекта, был приглашен возглавить научный отдел новой транснациональной корпорации CyberLife Inc, но от предложения отказался. Он женился на Аэри Сати, стал виртуальным президентом организации «Мир без харуконпютаа» и готовился стать отцом. От науки Асасабуро все больше отдалялся. Лишь время от времени почитывал статьи супруги в свежих выпусках «Cyber-Tech». Харухико Ямамото, президент картели кибертехнологов безуспешно пытался уговорить Такахаси принять участие в разработке алгоритма искусственной саранчи.
На этом стоило бы закончить наш рассказ о первом удачном опыте по выведению искусственного насекомого, но…
— Не понял, — поморщился менеджер сервис-центра. — Еще раз поясните.
Испуганное лицо старика позеленело.
— Я же говорю вам! Умерла! Таракан забрался ей в нос. За-дох-ну-лась! Теперь понимаете?
Менеджер почесал в затылке. Потом, попросив клиента чуть подождать, соединился с шефом.
— Какой-то псих звонит. Говорит, что наш таракан забрался его жене в носоглотку… ну или куда там он мог залезть? Сказал, что задохнулась.
Начальник задумчиво хмыкнул. Взглянул на профайл менеджера, потом ответил:
— Акахико, попроси клиента не паниковать. Скажи, что наша группа прибудет через двадцать… нет, через пятнадцать минут. Вызови скорую и полицию.
Менеджер кивнул и опять переключился на канал клиента.
Начальник отдела торговли вытер со лба пот. Нажал несколько клавиш и вызвал Харухико Ямамото.
Шестой случай за последние три дня — это уже серьезно.
— Теперь понял, зачем они отбрасывали церки и грифельки, — протянул Такахаси, — Пластик, сколь бы мягким он ни был, все равно не дал бы желаемой эластичности. Слишком уж точно моя нейросеть скопировала поведение настоящего blatella germanica.
Ямамото бесстрастно взирал с экрана монитора на Асасабуро. Все та же идеально выглаженная рубашка, тот же дорогой галстук. Лишь в глазах появился странный сумасшедший блеск.
— Столетиями рыжий таракан соседствует с людьми. И именно люди превратились в главного естественного врага blatella germanica, — сообщил Такахаси. — Получив, благодаря нейросети, солидное эволюционное ускорение, тараканы, то есть их искусственные подобия, первым делом принялись изменять внешний облик, избавляясь от неудобных для ведения борьбы за выживание органов, благо пластиковая конструкция позволяет. Отростки на теле могли помешать blatella germanica воевать с человеком наиболее удобным способом — беспрепятственно попадать в трахею, вызывая асфиксию. У виртуальной модели не было межвидового соперника, оптимизация облика не имела смысла.
Харухико Ямамото молчал.
— Понимаю, похоже на бред, — продолжал Такахаси, — но иначе объяснить не могу. Кстати, многослойный персептрон весьма неплохо приспособлен для обучения… Вы понимаете, чем это чревато?
— Почему? Почему сразу никто не предположил такой возможности? — выдохнул Ямамото.
— Когда в первой половине двадцатого века любую опухоль пытались излечить рентгенотерапевтическими процедурами, никто даже и не мог помыслить о возможности лучевой болезни, не так ли? — ответил, зевая, Асасабуро Такахаси.
Ямамото замолчал. Потом задумчиво изрек:
— Что делать теперь?
Такахаси пожал плечами и прервал соединение. Подошел к сидевшей за ноутбуком жене, тронул ее за плечо.
— Да? — обернулась та.
— Аэри, нам надо уезжать из Японии. Куда-нибудь подальше. В Гималаи, например.
— Весьма неожиданное предложение, — ответила Аэри. — Что случилось?
— Дважды я пытался осчастливить мир. Сперва подарил людям харуконпютаа. В результате похоронил… — супруга чуть нахмурила брови, и Асасабуро тут же поправился, — почти похоронил любовь. Теперь — выдумал биоробота, который решил истребить своего главного эволюционного врага. Человека, Впрочем, когда делали blatella germanica, я малость разгильдяйничал…
— Как-то весьма ординарно начинается апокалипсис, — криво улыбнулась Аэри. — Не находишь?
— Паршивый из меня нейротех получился, — серьезно сообщил Асасабуро, — Пойдем в «Чипсет»? Вернемся — соберем вещи.
Включенные мониторы таращились вслед уходящей парочке.
Пластиковый blatella germanica, кибернетическое чудо, меланхолично пробежал по белой стене, оставляя за собой невидимую полоску антисептика.
В воздухе пахло озоном и концом света.
Олег Овчинников
НАНОША
— Андрей! — сказала Наташа, не глядя мне в лицо, а перед этим еще и вздохнула, так что я поневоле насторожился. Полное имя вместо обычного «Андрюш» в сочетании со взглядом и вздохом делало такое начало не лучшим. По десятибалльной шкале «не лучших начал» это, пожалуй, тянуло на восьмерочку. Хуже было бы только: «Знаешь, Андрей…», сказанное абсолютно ледяным тоном, или вовсе обращение по фамилии.
— Ната, одну минуточку! — взмолился я, хотя нуждался, если честно, в трех. Как минимум, трех минутах лабораторной тишины и уединения, когда никто не хватает тебя за локоть под тем предлогом, что «все нормальные пары» прогуливаются в парке под ручку, и не говорит тебе «Андрей!», подразумевая долгое и едва ли приятное продолжение. Ну, а как максимум, меня вполне бы устроили две-три недели относительного покоя: эксперимент входит в решающую стадию, и скоро уже можно будет вздохнуть спокойно, высвободится время, в том числе на личную жизнь, и необходимость в серьезных разговорах отпадет сама собой… Жаль, что Наташа, похоже, совсем этого не чувствует.
— Андрей, я устала, — сказала она.
— Так присядем, — мгновенно нашелся я, засек краем глаза ближайшую скамеечку и с облегчением бухнулся на нее.
Та фаза операции, над которой я трудился в данную минуту, требовала полного сосредоточения. Мой Наноша только-только нащупал лазейку между бронхиолом и прилежащим капилляром, лихо проскочил в нее в потоке кислородных молекул и теперь отчаянно загребал всеми жгутиками, пытаясь добраться до места назначения по кратчайшей, то есть против течения крови в легочной вене. Наноша очень старался, и я помогал ему как мог своими шестью пальцами, но все-таки крошечные жгутики слабо приспособлены для подобной работы. Вот если бы… «Интересно, мечтают ли нанороботы о пиколастах?» — отстранение подумал я, но тут же был вынужден вернуться в грубую реальность, когда Натино колено довольно чувствительно ткнулось в мое собственное.
— Что? — вздрогнул я и расстроенным взглядом проводил Наношу, который по моему недосмотру только что отправился в круиз по малому кругу кровообращения.
Я вздохнул. Момент упущен, и в ближайшие пару минут ничего интересного не предвидится. Только неутешительное для ушей и изматывающее для нервов.
— Ни-че-го! — Наташа снова смотрела в сторону. — Если уж раз в жизни вышел на прогулку с любимой женщиной, так гуляй!
Я послушно поднялся и пошел рядом с Натой, сообразил даже предложить ей руку, насколько уж сумел галантно. На жидкокристаллический экранчик, маленькое окошко в наномир, почти не смотрел. Разве что поглядывал одним глазом, чтобы быть уверенным, что с Наношей не случится ничего непредвиденного в то время, пока я вынужденно не могу дотянуться до клавиш управления правой рукой.
Только когда ямки и бугорки под ногами стали слишком ощутимы, чтобы списать их на дефекты асфальтового покрытия, я догадался, что мы вышли из парка и вот уже некоторое время идем по полю, к тому же, кажется, чем-то засеянному.
— Смотри, какой цветок! — неожиданно сказала Наташа, останавливаясь.
Сказала вполне спокойно, умиротворенно даже — по-видимому, прогулка на свежем воздухе пошла ей на пользу.
Я тоже остановился, практически сразуже, от силы шага через три-четыре, и не без труда оторвал взгляд от захватывающего зрелища сталкивающихся друг с другом кровяных телец, чтобы поглядеть по сторонам.
— Где?
— Уже нигде! — фыркнула Наташа, отпуская мой локоть, и тон ее голоса лучше всяких слов дал понять, что я снова что-то испортил. Если, хуже того, не испортил все. — Почему ты никогда ничего не замечаешь?