Но в этот раз что-то пошло не так. Закончилось сражение. А итог — неотчётливый. Каждый из командующих уверен, что победил он.
— Ну, что, опростоволосились? — добродушно улыбнулся командующий Севера. — Продули вчистую!
— Продуть-то продули, но — вы, а не мы, — добродушно улыбнулся в ответ командующий Юга.
— Чья армия лежит вповалку?
— Обе армии лежат вповалку. Но последнее слово осталось за мной.
— Нет, моё слово — последнее!
— Да не ваше, моё!
Дальше — больше.
Командующие из-за стола выскочили, в центре бункера лицом к лицу встали. Заговорили на повышенных тонах. Перешли к взаимным оскорблениям. Затем — к рукоприкладству. Благо, оружия не было. А то бы стрельбу открыли на поражение.
Из бункера оба вышли надутые, в ссадинах. Приветы жёнам, детям, внукам передавать не стали. Разъехались молча.
Следующее их сидение в бункере закончилось перестрелкой — так как оба захватили пистолеты.
Услышав выстрелы, в бункер ворвались адъютанты, с оружием. И тоже начали стрелять, защищая своего патрона до последнего, соответственно, патрона. Охрана подключилась.
Но стреляли все плохо: сказывалось отсутствие реальной практики — стрельбы-то много лет проводились виртуальные.
Связисты передали информацию о происходящем куда следует. Молодые и рьяные представители командования рискнули взять на себя ответственность — приказали немногочисленным людским силам атаковать противника.
Закрутилась подзабытая уже свистопляска.
Многим понравилось. И скоро боевые действия шли по старинке, от души.
Трудно переделать драчливую природу человека.
А то сидишь и смотришь — как машины дерутся. Скучно, ей-богу. Никакого удовольствия.
Зато сейчас — любо-дорого!..
№ 11
Дарья Туманова
ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО
В машине было душно. Скобцов опустил стекло. Мельком глянул в зеркало заднего вида и повернулся ко мне.
— Уже всё?
— Ага.
— Куда теперь?
— Ещё не знаю, — неуверенно отозвался я.
— Зря.
— Почему «зря»?
— Так это… льготы там, паёк, туда-сюда, бараньи яйца, и по деньгам, вроде, пока не жмут.
— Дай бог, куда-нибудь приткнусь, — я достал сигареты, тоже опустил стекло и задымил.
— Я бы так не смог.
— Валерик, ты у нас человек новый, вот погорбатишься и, если крыша не треснет, тоже куда-нибудь дёрнешь. Все отсюда рано или поздно уходят, или… их уходят.
— Не думаю, — он снова посмотрел в зеркало заднего вида. — Лучше скажи, почему решил?
Я на мгновение задумался. Рассказать или нет? Эм-м… ладно, расскажу…
Метрах в пятидесяти от «Уазика» виднелся купол часовни. Погода стояла мерзкая. Шёл второй час дежурства, к тому времени мы накурили и надышали в машине так, что хоть святых выноси. Васильев открыл дверь. Потянуло прохладой.
— Чего это он там делает? — удивлённо воскликнул Коля.
— Кто?
— Да вон же, он, — он ткнул пальцем в сторону тускло подсвеченной витрины магазина церковной утвари.
Напротив витрины стоял странный оборванец.
— А чего не так?
Коля взял автомат.
— Да ты приглядись, как следует, — сказал он.
Я пригляделся. Оборванец склонил голову, перекрестил витрину, глянул вверх, переместился к соседней и перекрестил её.
— Странный, да?
— Хм-м, — невольно вырвалось у меня.
— Проверим?
— Так это… бомж…
— И что, они тоже стёкла кокают и на разинутую варежку гоп-стопят будь здоров.
— Ну, идём, — взяв автомат, согласился я.
Мы выбрались наружу. В тучах зловеще громыхнуло, и мне в лицо брызнула горсть холодной мороси.
— Сержант Шаповалов, — представился Коля. — Ваши документы.
Оборванец продолжал крестить витрину.
— Документы! — повторил я.
— А? Что? — наконец отозвался оборванец.
— Документы есть?
— Не понимаю.
Мы изумлённо переглянулись.
— Паспорт там или ещё что-нибудь, — повысив голос, разъяснил Коля.
Оборванец дёрнул худыми плечами и виновато покосился на нас.
— Люди добрые, не сердитесь, не понимаю, о чём вы.
Мы снова переглянулись.
— Откуда такой взялся? — терпеливо спросил я.
Оборванец тряхнул мокрой вьющейся шевелюрой.
— Из Гамалы.
— Где это?
— Там, — он кивнул направо.
— Ну, а прописка, регистрация?
— Добрый человек, не понимаю, что ты от меня хочешь.