А что было в реальности? Кто знает… Память сохранила лишь смутные, плохо связанные обрывки слышанного от родителей и позже — от ребят в городе.
Например, часто с гадливостью произносилось слово «элитники». Это были какие-то особые люди (или не совсем уже люди?), жившие в особом Супер-Городе, который невидимо перемещался по земле. Ну, не сказка ли?! В него нельзя было никому войти, кроме элитников. Говорят ещё, что у них была там чудесная машина, производившая всё, что нужно, прямо из воздуха. А походила она, сказывают, на огромную, сверкающую золотом корову. И какой-то вроде аппарат у них ещё работал день и ночь. Из него сигналы исходили прямо в мозги организаторам. Что из этого правда, что враки — теперь уже не узнаешь…
Он слышал об утерянных связях управления, о нехватке еды и воды в обычных городах. Когда-то, вроде, существовали государства, которые этим занимались. А потом их разрушили некие «Тэ-эН-Ка», созданные элитниками и ставшие, в свою очередь, тоже не нужными.
Получилось как бы обилие неорганизованных лишних людей, которые не могли сами себя прокормить. Но при этом вдыхали и отравляли воздух, нужный для работы золотой коровы. Ещё до его рождения произошло какое-то событие, вроде стихийного восстания против элитников. Но оно ничего не добилось, кроме увеличения хаоса в городах.
И тогда возник Всеобщий Комитет Организаторов. Он был как-то связан с элитниками. Вроде бы, ими и создан был. По-моему, отец ещё как-то говорил соседу, что некоторые из организаторов могут за особые услуги быть приняты в избранное общество элитников. Только, кроме услуг, им для этого нужно было что-то из своего тела вынуть или вставить… ну, в общем, заменить.
А однажды на их хуторе стало известно про последние планы комитета организаторов. Несмотря на отцовскую конспирацию, он знал, что у того был старинный переносной компьютер и что-то вроде тайного доступа в некий закрытый источник информации. Назывался он — то ли «Нырнет», то ли «Дырнет»…
В память отчётливо врезался образ отца, ходящего по кухне, сжимая в бешенстве кулаки. Забывшись, он говорил при нём вслух то, о чём обычно шептался с матерью, прикрыв дверь.
«Сволочи!! — рычал отец. — Они хотят окончательно избавиться от нас, от быдла, да они хуже фашистов!». Он не понял тогда и до сих пор не знает, что означает «быдло» и «фашисты». Но, помнится — затих в углу, сообразив, что произошло что-то страшное.
Позже один городской парень успел ему кое-что наскоро объяснить. Элитники решили, а организаторы начали ревностно исполнять план по сокращению лишнего населения. Стариков, немощных, больных попросту уничтожали с помощью аннигиляторов, а здоровую молодёжь ловили и оправляли в Колонизаторские экспедиции. Зачем? Парень этого не знал. Да и вряд ли ещё кто-то знал, кроме элитников. Что представляет собой Колония — им всем тоже было невдомёк.
— Отец, а ты не хочешь есть? — донёсся до него голос дочери из столовой.
— Нет-нет, ребятки, — поспешил ответить старик, — вы уж обедайте, детей кормите, я потом…
— Что там у них на обед сегодня? — усмехнулся он про себя. — Суп из рапунка, бифштекс из рапунка, компот из него же… Этот рапунок — настоящее спасение всей Колонии! Что бы мы без него делали, когда закончились продукты с Большой земли?! Дети их ещё застали, а вот внукам не пришлось… Ну, ничего, скоро, даст бог, яблочки первые созреют, угощу их невиданным продуктом…
Зять сказал «сумерки разума»… Да, может быть — для них это всё похоже на бред. Стариков, вроде него, помнивших прежнюю Родину, осталось наперечёт. Городские, знавшие больше, погибали почему-то гораздо быстрее, чем они — хуторские. Уже пять лет, как нет его верного дружка Прохора Ивановича. Скоро и его черёд придёт. Во что тогда превратятся в головах внуков-правнуков смутные рассказы таких вот дедов, с которых здесь всё начиналось? В фольклор Колонии, сказки, вроде тех, что ему рассказывали в детстве: про Бабу Ягу и Кощея Бессмертного… Но ведь кто-то донёс эти сказки до него из глубины веков?!
Он давно уже перестал копать и подрезать — стоял в задумчивости, опершись на лопату. Краем глаза ловил заговорщические взгляды внука, которые тот, допивая компот, кидал ему украдкой через окно. Старик для вида нахмурился, но в глубине души улыбнулся. Любознательный мальчик, куда деть эту вечную тягу человека к неведомому? Вот и они с Прохором из-за этой тяги в городе тогда оказались…
…У прохоровского отца в сарае был спрятан старинный двухместный вибролёт — чуть ли не из самых первых серий, когда те ещё свободно в городах продавались. Сговорившись, они пробрались как-то рано утром в сарай посмотреть на него, а если получится — покататься. Отец Прохора несколько раз брал мальчишку с собой в поездки на дальний хутор для обмена продуктами. А по дороге Прохор внимательно наблюдал за действиями отца.
Поэтому, когда вывели машинку из сарая, ему довольно легко удалось её завести. На беду и энергобрикеты в отсеке заправки оказались… Какие же они всё-таки были дураки с ним! Взлетели невысоко, покрутились над опушкой — ну и хватит! Им бы поставить вибролёт на место, да домой скорее, на кровать, одеялом укрыться, а потом при встречах перемигиваться…
Старик тяжело вздохнул, как всегда вздыхал на этом месте воспоминаний. Чёрт их дёрнул в город полететь! Друг друга, помнится, уговаривали: тихонько подлетим к окраине, одним глазком глянем и назад! Как же, глянули… Садиться пришлось на городском пустыре: Прохор что-то с управлением напутал.
А в городе уже начиналась эпидемия, мародёры свирепствовали, заградотряды организаторов везде стояли. Как голубчиков нас сцапали! По вибролёту бедному только мазнули своей палкой блестящей — он и испарился, будто не было…
Через час они с Прохором уже сидели на корточках в огромной толпе подростков в подземке. А эти примороженные ходили вокруг со своими латками наперевес и объясняли, как мы должны за картошкой побежать…
Старик крякнул и обдуманно сплюнул на землю.
— Говорят, сны… намекают на маразм старческий — опять вслух пробормотал старик. — А запах тех подъездов облупленных?! Это что, тоже приснилось?! Селёдкой тухлой и мочой из них за версту несло…
Он заставил немного успокоиться расходившуюся память и взялся опять за ручку самодельной лопаты. Но копнуть успел только пару раз — невозможно было не внять отчаянной жестикуляции внуков в окне, показывавших, что родители ушли и надо бы досказать начатое.
Старик погрозил внуку пальцем. Но лопату всё-таки воткнул в землю и, по садовой дорожке, вымощенной старыми отражателями, заковылял в дом.
— Ну, так вот, — сказал он, усаживаясь на кресло, как будто продолжая только что прерванный рассказ. — Вышли мы, значит, в город, а он уже полузаброшенный был — во многих домах одни бомжи больные ютились.
— Дед, а кто такие бомжи? — спросил мальчик.
— Ну, как тебе сказать… Мы и сами тогда не очень понимали: мы ведь в городе не жили… Ну, это люди такие, которые потеряли себя… или… или — другие их потеряли. Вонючие они были, злые на всех, пьяные…
Предупреждая следующий недоумённый вопрос, старик поспешно продолжат:
— Кругом куча домов, подъезды все нараспашку: лазерные входные системы давно разбиты… Ну, мы и думаем с товарищем: куда нам идти за этим мешком треклятым?! Зашли в один подъезд: там крысы одни разбегаются из-под ног. Это зверьки такие противные с острыми зубами… Да вы из сказок помните, наверное…
Дети вразнобой неуверенно кивнули, и старик продолжал:
— Обшарили весь подъезд — ничего! Зашли в другой, по соседству — а там вообще… Ну, да это ладно…
Прошли мы немного в боковой переулочек, смотрим, подъезд поприличнее других: лампочка у входа старинная висит. Зашли внутрь, а там ступеньки вниз, вот так, винтом идут — в подвал, значит… И свет оттуда слабый брезжит. Спустились мы до конца, а там чудо прямо: на деревянных ящиках лежат рядками мешки с картошкой, с морковкой — длинный такой красный овощ. И свёкла там была, и капуста… Всё чин-чинарём, даже чисто. А на мешках ценники — сколько что стоит: вроде как магазин в подвале. Только продавцов никого не видно…