Отец смотрел с горечью. Видимо, думал о том, что скоро глаза родного человека заменят объективы.
— Мать не дожила… — сказал он. — Сын, её плоть и кровь, станет куском железа…
Прощание вышло ещё более неловким, отчуждённым.
Покинув двор, сын аккуратно запер калитку. Зашагал к машине. Разговор ничего не изменил.
Что поделаешь… Так было всегда. Конфликт поколений.
Унылый коттедж, отцовская раковина, удалялся, таял в сумерках. Но мысли занимало другое.
Венера. Давление около ста атмосфер, температура достигает четырёхсот шестидесяти градусов. Плотный облачный покров, насыщенный парами серной кислоты. Чудовищные ветра, чудовищная турбулентность.
Он словно уже там. Отливающая синевой черепаха на гусеницах. Его сознание почти сроднилось с изменённым обликом. Не зря сотни часов проведены за тренажёрами, в кабине симулятора. Обтекаемый, сплющенный корпус выполнен из оптимальных сплавов, не подверженных коррозии, надёжных, прочных. Реактор снабжает энергией системы. В полёте уже не нужны большие запасы воды, пищи и дыхательной смеси. Нет проблем со здоровьем. Ходовая часть и манипуляторы готовы к работе всегда.
Он человек, изменивший себя, чтобы изменить враждебный мир, сделать его пригодным для жизни людей.
Разве это не искупает всё?
Юрий Молчан
СВЕТ ОСЕДЛАВШИЕ
Гул голосов в конференц-зале стих, когда космонавты и ведущий в костюме с галстуком-бабочкой вошли в боковую дверь и сели на длинный стол. Перед каждым из двух космонавтов стоял микрофон, на лацкане пиджака у каждого бейджик с именем: «Иван Татарский», «Данила Берш».
— Добрый день! — приветствовал собравшихся тонкий, как жердь, Татарский.
— Здравствуйте, — прогудел здоровяк Данила. Он скользнул взглядом по белоснежной скатерти, которой был убран стол, бутылкам с искрящейся пузырьками газа минеральной водой. Данила облизал пересохшие губы и наполнил свой стакан. Ему пресс-конференции никогда не нравились, как впрочем, интервью и журналисты вообще. В отличие от Ваньки Татарского, тот всегда общался с ними легко, с удовольствием.
— Итак, господа, — начал ведущий конкуренции, сидевший слева от Татарского. — Первый вопрос!
В зале передали микрофон худому журналисту с блестящей в свете ламп лысиной.
— Семён Катков, «Вести сегодня». Иван и Данила, через несколько часов вам предстоит совершить полёт на корабле, который может развивать скорость, превышающую скорость света. Вы будете первыми. Что вы чувствуете перед таким эпохальным полётом? Татарский наклонился к микрофону:
— Возбуждение и адреналин. Это будет незабываемо!
Ведущий кивнул:
— Следующий вопрос.
Поднялся чисто выбритый толстяк с обвисшими щеками.
— Пётр Третьяков, «Свободная газета», — представился он, — всем известно, что скорость света является пределом всякой скорости и разогнаться до неё невозможно, потому что тогда масса корабля достигнет бесконечности. Можно пару слов о принципе работы двигателя, которым оснащён ваш корабль? Как вы собираетесь этого избежать? Известно, что беспилотным кораблям уже удавалось преодолеть световой барьер, но связь с ними так и не была восстановлена.
— Что будет, если двигатели «Резака» в критический момент откажут? — выкрикнула девушка в очках и сиреневой блузке. Космонавты переглянулись, Данила равнодушно махнул ладонью, мол, валяй, мне это радости не доставляет. Он отпил минералки. На его массивном лице отразились вспышки фотоаппаратов.
— Могу сказать одно, — ответил Татарский, — если двигатели откажут, нас объявят героями посмертно. — Он улыбнулся, показав ровные белые зубы. В зале повисла тишина.
— Принцип работы двигателя не объяснишь на пальцах, — сказал он примирительно, увидев, что его шутка не возымела действия, — мы тут до ночи не разберёмся. — Он вновь одарил зал белоснежной улыбкой. — Могу сказать только, что корабль будет очень маленьким. Двухместным.
— Почему корабль назвали «Резак»? — вновь спросил журналист из «Вестей сегодня».
— Мы же будем резать гиперпространство, — пояснил Татарский, улыбнувшись собственной шутке.
В заме нарастал гул, каждый выкрикивал вопросы. Видя, что конференция грозит превратиться в базар, ведущий взял со стола увесистый колокольчик. По залу прокатился громкий, пронзительный звон.
— Господа, соблюдайте порядок!