К МП, то есть медицинскому персоналу, он никакого отношения не имел, а вот РП, иначе говоря, ремонтный персонал, была как раз его категория. Другим здесь появляться было запрещено. И правильно. Анабиоз — не такая уж простая штука, и грань между смертью и жизнью в нём столь тонка, что малейшее некорректное вмешательство может привести к самым плачевным последствиям. Это место не для экскурсий. Даже не все члены экипажа имели право заходить сюда.
Набрав на запирающем механизме код доступа, Ур выждал положенные пять секунд, потом ввёл его снова. Замок подтвердил правильность набора и открыл крышку. Войдя внутрь, Ур сразу же закрыл её за собой. Всё, как предписывала инструкция.
В гибернаторе было прохладно и жутковато. Помимо пониженной температуры, тут ещё горел мёртвый голубоватый дежурный свет, что делало помещение похожим на покойницкую. Из центрального коридора блоки и находящиеся в них гиберкапсулы видно не было, но Ур прекрасно знал, что скрывается за стенами из полированного металла и пронумерованными дверьми. Почти шестьдесят тысяч капсул-саркофагов, в которых лежит, ни мёртвые и ни живые, аналогичное количество человек, погружённых в небытие сложной смесью газов и стимулирующих импульсов и поддерживаемых в этом состоянии архисложной системой управления и крионикой. Малейший сбой — и гибернатор точно станет моргом. Будущих, и несостоявшихся, колонистов тогда можно отключать от системы и пускать криоустановки на полную заморозку. Чтобы по прибытии на место, предать земле. По этой причине в гибернаторе тройное дублирование основных узлов. И строгое правило: любой дефект исправлять не откладывая.
Лифта в гибернаторе не было, благо у комплекта имелась силовая подвеска. Не то пришлось бы с полкилометра топать пешком. Воспарив на ней над полом, Ур устремился в противоположный конец коридора: блок № 47 находился в самой глубине отсека.
За дверью под номером 47 имелись ещё две: одна вела непосредственно в гибернатор, вторая к устройствам контроля и управления. Открыв её, Ур очутился среди тысячи спокойно перемигивающихся индикаторами ячеек. Каждая ячейка — гиберкапсула, каждый индикатор — показатель состояния дел в конкретной капсуле. Все горели зелёным, и слава богу. Появись хоть один красный огонёк, пробуждением одного только Ура дело бы не закончилось.
Скользнув взглядом по ячейкам, Ур направился к стойкам системы управления. Индикаторы основной показывали неисправность. Вскрыв эту стойку Ур снял ещё пару защитных экранов, параллельно сорвав с полдюжины пломб, обнажив, в конце концов, её начинку. То, что предстало перед ним, правильнее было бы назвать не устройством, а организмом, пускай и электронным, и то, что сейчас предстояло сделать Уру, правильнее было бы назвать операцией, а не ремонтом. Где уж тут ремонтным роботам…
Но самый первый шаг, конечно же, диагностика. Определение очага неисправности. Очага заболевания, если угодно.
Ур улыбнулся своим мыслям, задействовал аналитический блок комплекта и принялся за проверочные тесты.
Запаяв последний контакт, Ур распрямил ноющую спину и облегчённо вздохнул. Ну, кажется, всё. Он вымотался, как галерный раб, хотя за последние несколько часов только и делал, что возился в небольшом объёме внутренней начинки стойки размером чуть побольше человеческой головы. Чтобы добраться до неисправности, ему пришлось буквально продираться сквозь электронную плоть высочайшей степени интеграции. Десять сантиметров вперёд, до дефектного участка, и столько же обратно, восстанавливая шаг за шагом потревоженные цепи. С него семь потов сошло.
Подвигав руками, чтобы восстановить подвижность затёкших конечностей, Ур провёл завершающее тестирование стойки, затем закрыл хрупкую начинку экранами и подал питание. С минуту стойка неуверенно моргала индикаторами, входя в рабочий режим и проверяя саму себя, потом бодро выбросила россыпь зелёных огоньков. Ур выждал ещё немного, для полной уверенности, потом начал собираться в обратный путь.
Мусора после его ремонта — или всё же операции? — осталось немного, и он просто собрал его в специальный контейнер: обрезки оптических волокон, временные перемычки и прочая мелочь. Восстановив пломбы, он нанёс специальным маркером отметку о ремонте на наружный экран и закрыл его, в свою очередь, лицевой панелью. Оставалось вернуть на место комплект и самому залечь в гибернатор. Выбравшись в коридор, он тем же манером вернулся к основному входу в гибернационный отсек, потом через лифтовую трубу — в ремонтный. Сбросив с себя комплект, он подумал, что неплохо было бы принять душ и чем-нибудь перекусить. Всё тело чесалось, а в животе выли волки. В принципе, через несколько минут это его уже не будет волновать, но имеет же он право немного побаловать себя, тем более после удачного завершения такого сложного дела. Да и кто упрекнёт его в этом. Компьютер? Ха! Ур «пронырнул» в головной отсек, очутившись не в жилой секции, как ожидал, а перед дверью без всяких обозначений. Несколько удивлённый этим, он открыл её, обнаружив, что за ней темно. Даже дежурного света нет. Озадаченно хмыкнув, он сделал вперёд неуверенный шаг, заметив в отсвете льющегося из коридора света, что впереди возвышается что-то похожее на воронку лифтовой шахты. Вход в жилую секцию? Странно. Почему он не помнит это место? Чёртов анабиоз. Ур перенёс через порог вторую ногу, и в тот же миг в него кто-то вцепился. Вскрикнув от неожиданности, Ур попытался сорвать с себя стиснувшие его руки, однако тот, кто его схватил, обладал мёртвой хваткой. Несколько секунд они молча боролись, затем появился ещё кто-то. Что-то мягкое и в то же время упруго-тугое уткнулось ему в лицо. «Маска», — мелькнуло у Ура в голове, и в тот же миг в нос ударил резкий неприятный запах. Трепыхающийся в бесполезных попытках освободиться, Ур сделал всего один судорожный вдох и провалился в небытие.