Ничего неординарного в этом, в общем-то примитивном, сооружении не было, однако для мира, где, кроме карликовой чахлой растительности. медного зверья и камней, ничего не было, выглядело оно не совсем обычно.
Каркас китлу составляли огромные дугообразные, как слоновьи бивни, кости каких-то огромных животных, которых за месяц жизни на этой планете Толмачев не видел ни разу и про которые даже сами аборигены не могли сказать ничего определенного. Это мы берем там, отвечали они на все расспросы, указывая куда-то то на юг, то на юго-восток. И это была не единственная странность. Каркас был покрыт не менее огромными листьями красноватого оттенка и, судя по их размерам, растение, которое имело такие листья, должно было быть поистине исполинским. Ничего похожего тут Толмачев также не встречал. Брали их где-то в другом месте, также не уточняя где именно. Остальное добро, которое они использовали в обиходе, было под стать жилищам, вплоть до дров. Для приготовления пищи и прочих нужд их требовалось куда больше, чем могли дать низкорослые кустарники, что росли по склонам окружающих поселок холмов. Тем не менее с топливом у местных никаких проблем не было. Каждое утро они откуда-то приносили целые охапки хвороста, распределяя его потом между китлу. Где его набирали, также оставалось загадкой. Занятый по большей степени ремонтом своей покореженной посудины и преодолением языкового барьера. Толмачев не спешил выяснять эти странности, ограничиваясь вопросами, однако настал момент, когда он решил восполнить этот пробел и выяснить, откуда берется это необъяснимое изобилие всякого добра на столь скудной планете.
Покончив с мясом, Толмачев выпил воды, потом стянул с себя ботинки. Спал он одетым, в комбинезоне и уже успел привыкнуть к такому полупоходному образу жизни. Конечно, он мог бы ночевать и в корабле, однако не стоило пренебрегать жестом дружелюбия, когда ему предложили отдельное жилище в поселке. Бог с ними, с неудобствами, зато у него наладились хорошие отношения с поселянами, которые оказались удивительно добрым народцем. Если не считать самой аварии, ему здорово повезло, что он попал сюда.
Вытянувшись на мягкой циновке, он долго смотрел на мигающий огонек светильника, заправленный маслом, выжатым из неведомых плодов, которые невесть на чем росли, и не заметил, как уснул.
Утро следующего дня выдалось серенькое, но Борх, поджидавший Толмачева у входа в свое китлу, заявил, что день прекрасный. По здешним меркам ясная погода считалась мерзкой, пасмурная — замечательной, а если начинался дождь, он вызывал всеобщее ликование. Толмачев вполне разделял вкусы местных: под палящим солнцем, среди каменной пустыни, было, мягко говоря, неуютно, а после осадков она полностью преображалась, покрываясь свежей растительностью и редкими крошечными цветами. Да и в воздухе становилось поменьше пыли.
К удивлению Толмачева, выходя из поселка, Борх повернул не на запад, куда указывал вчера, а в другую сторону.
— Конечно, — невозмутимо ответил на это абориген. — То место было там вчера вечером, а сегодня утром надо идти в другую сторону.
Толмачев недоуменно поглядел на своего провожатого.
— Что-то я не понимаю, оно что, блуждает, что ли?
— Каждый раз надо заходить с другой стороны, — неопределенно проговорил Борх.
— В разное время суток, ты имеешь в виду?
— Да.
— Чудно. В первый раз иду за чем-то куда-то, что ведет себя таким странным… — говоря это. Толмачев повернулся к своему спутнику и тут неожиданно обнаружил, что идет совершенно один. Борх, еще секунду назад шагавший рядом, куда-то пропал. Остановившись, Толмачев завертел головой, однако спрятаться здесь было совершенно некуда: кругом расстилались бескрайние каменные россыпи, а до ближайших китлу было не меньше полусотни метров. Совершенно сбитый с толку, Толмачев поглядел вверх, но там увидел не больше, чем до этого: лишь серое небо, с крошечными точками парящих юку.
— Что за…
— Так ты идешь или будешь смотреть на эту мелюзгу? — раздалось рядом.
Толмачев вздрогнул от неожиданности, обалдело уставившись на столь же внезапно возникшего рядом Борха.
— Откуда ты взялся?
— Ты разве не видел лаз? — вопросом на вопрос ответил Борх.
— Не видел чего?
— Аарх! — выдохнул Борх и сграбастал ладонь Толмачева своей огромной шестипалой лапой. Потом шагнул вперед и потянул его за собой. Толмачев невольно шагнул следом и едва не уткнулся лицом в куст. Отстранившись от колючих красноватых веток, он скользнул вокруг себя взглядом, недоумевая, откуда тут вдруг взялся этот куст, и обомлел.