Я взял её за руку, и мы отправились к машине.
Мышки выползли из своих укрытий, где прятались во время нашего разговора, выстроились в ряд, вытянулись на задних ланках, потянули следом за девочкой носики. Их усы при этом шевелились, будто антенны радаров. Но и после этого я не мог сказать, роботы это или звери.
— Скоро вернусь. Не скучайте, — девочка, оглянувшись, послала им воздушный поцелуй.
— Можешь взять их с собой, — предложил я.
— Нет, пусть немного от меня отдохнут.
Казалось, что я иду с воздушным шариком, и стоит подуть ветру посильнее, как верёвочка оборвётся и он улетит, исчезнув в небесах.
— Ай, — сказала девочка, когда я посильнее сжал сё ладонь. — Больно.
— Я испугался, что тебя унесёт ветер.
— Не унесёт, — успокоила она. — А ты разве не умеешь летать?
— Я не взял с собой сапоги-скороходы.
— Хм, могу дать один, но он тебе не налезет на ногу. Вот если ты руку заботинишь, тогда сможешь полетать.
— Не смогу. Он меня не поднимет. Даже два твоих сапога меня не поднимут. Я для них слишком тяжёлый.
— По тебе не скажешь, что ты не летун, — девочка оценивающе окинула меня с ног до головы. — Ты как раз должен быть летуном.
— Я во сне летаю, — сказал я, почувствовав после слов девочки какую-то собственную ущербность, — и ещё…
Девочка ждала, что же я скажу, но я молчал.
— Во сне все летают, — не выдержала она, — даже самые лежебоки. У тебя ведь ноги не твои? Вернее, твои-твои, — засмущалась она. — Я не так сказала. Тебе их сделали, а не вырастили заново. Зачем?
— Чтобы они были прочнее настоящих, — ответил я.
— Зачем? — вновь спросила девочка. Чтобы пояснить, пришлось бы завести обычную лекцию, которую я рассказываю, когда меня приглашают на встречу с курсантами космошкол. О Клокочущих адских нолях Немирии. Мы буквально завалили их разными роботами, но всё равно там покалечились три человека, а мне чумная хлябь растворила ноги. Не вытащи меня тогда дрон, там бы я и остался. Мне есть, что вспомнить. У курсантов мои рассказы вызывают неизменный восторг. Они смотрят на меня как на героя и готовы на руках носить по коридорам своих школ. Но девочке знать обо всём этом пока рано. Когда-нибудь она всё это увидит.
— Ладно, не обижайся, — сказала девочка, неправильно поняв причину моего молчания. — Я догадалась. Ноги тебе сделали такими, чтобы ты твёрже стоял на земле, но из-за этого ты разучился летать. Да?
— Молодец, — облегчённо вздохнул я. — Досада.
Но скорее не на Земле, а вне Земли. Чтобы твёрдо стоять на Земле, нужны вовсе не прочные ноги, а совсем другое, чего у меня нет.
Искоса поглядывая на девочку, я не мог отогнать мысль, что скоро воспитатели отнимут у неё детство. Нет, оно будет интересным, другим на зависть, но каким-то искусственным. Она не услышит ссор родителей, потому что и о родителях своих узнает, лишь когда станет уже взрослой, если о них ей вообще когда-либо сообщат. Не придётся ей и бегать со сверстницами наперегонки по дворам и улицам, разбивать коленки, ловить жуков и хвалиться куклами.
Мы все должны что-то терять, чтобы чего-то добиться.
Моё детство было другим. Меня готовили работать в команде, а эту девочку готовят быть выше команды и к тому, чтобы одиночество не тяготило, а нравилось ей. Когда-нибудь она будет распоряжаться чужими жизнями и управлять тем, что напоминает рой, только не пчелиный, а состоящий из людей и роботов.
Мы сошли с застывшей речки. Под ногами колючилась свсжескошенная трава, поднимавшаяся над землей всего на сантиметр. Срезанную сложили в стога. Часть пространства искажалась виртуальной реальностью, и там, где уже начинались стальные пригороды, всё равно виднелись лес, трава и синие небеса.
Издали моя машина походила на какого-то дракона, нежащегося на солнце. Её сплошь покрывали серебристые сверкающие чешуйки, которые поворачивались, как листья, подставляя как можно больше поверхности лучам. Окрас у неё не самый красивый, но зато самый оптимальный для того, чтобы не думать о топливе.
Машина обладала функцией, отсутствовавшей в серийных образцах, — я мог перевести её на ручное управление. Я так и делаю, когда еду один, но сейчас в машине был ценный груз, а автопилот вёдет аккуратнее меня. Я задал маршрут до космопорта, наполнил воздух в салоне запахами луговых трав и цветов, росших возле нанопенной избушки. Все смотровые стёкла в салоне затянулись чёрным, непроглядным, на них зажглись звёзды. Наставники запретили мне показывать девочке реальный мир. Тонущие в облаках небоскрёбы из чистого серебра, мимо которых мы поедем, трансформирующиеся роботы и магнитные дороги она не увидит.