— Ты гляди-ка!
Фёдор повернул голову, взглянув туда, куда указывал Никифор, и невольно охнул. Над погружающимся в сумерки лесом плыло дымчатое овальное тело, мерно помигивая цепочкой огоньков. На какой-то миг оно почти исчезло, растворившись в бледной голубизне закатного неба, потом появилось опять. Сбросив с себя охватившее его секундное оцепенение, Фёдор дрожащими от волнения руками рванул клапан рюкзака, выхватил из него фотоаппарат и поспешно сделал пару снимков.
— Опять энело, — проговорил Никифор. — Надо же!
Туманное блюдце беззвучно скользнуло над иззубренной кромкой леса, зависло над далёкой поляной и пропало за деревьями.
Фёдор вскочил на ноги.
— Никифор Сергеевич, а что если сейчас туда.
— Не получится, — замотал головой Никифор. — Ночью там не пройдёшь. Болото, мать его так. Завтра пойдём, утром.
Затянувшись, он спокойно поглядел в ту сторону, где исчезла тарелка, и добродушно проговорил:
— И какого лешего они сюда повадились?
Валерий Бохов
ОЗЕРО
техника — молодёжи || № 7–8 (1039) 2019
Жара. Ни ветерка. Ни малейшего. Пляж одной из известнейших российским туристам стран Средиземноморья. Ленивая волна нехотя набегает на песок, оставляя после себя лишь пену да тёмные пятна.
Под большим тентом два лежака. На каждом из них скучает гражданин. Нега, истома овладели ими. Лень и расслабленность. Лень говорить. Нелегко ворочать языком. Но, несмотря на эти трудности, возникает какой-никакой разговор.
— Я в вас сразу соотечественника узнал.
— Так, конечно же, я ведь не по-турецки прошу пиво принести. Не хотите, кстати?
— Нет. Спасибо. Я уже надулся, дальше некуда. Нет, я узнал вас раньше, чем вы про пиво крикнули.
— Ну? Как же это?
— А вас наколка, что сердце охватывает, выдаёт. «Осьминог Машка» набито.
— Ах, да-да. Я настолько к ней привык, что и внимания не обращаю.
Пауза.
— Мне пришлось в Германии служить. В группе советских войск. Так вот мы там на пляже, знаете, как своих вылавливали, будучи патрулями?
— Ну? Тоже по наколкам?
— Наколки — это первое, что выдаёт. Нет, я про другое. Сидит троица. Подходишь. Обращаешься к одному из бюргеров. «Хенде хох! — говоришь ему. — Быстро в казарму!». Тот, конечно, удлинённое лицо делает и несёт «яволь», «руссиш на-а», «я, я, я», «бритиш барон», «буду жальоваться посоль». Прочую дрянь высыпает тебе на голову. Выслушаешь его и спокойно так возражаешь: «Чудик! Ты на трусы свои смотрел?». А нижнее бельё у него — как ни подворачивай, видно, что это обычные, стандартные синие, по колено. Ну, знаете?
— Ловко вы их вычисляли!
Общих тем для дальнейшего разговора не возникает. Под тентом повисает пауза.
Бывший патрульный говорит:
— Всё-таки великая вещь — тень!
— М-да, — лениво тянет его оппонент.
И снова — тишина. Чувствуется, что вялые собеседники пытаются продолжить разговор, но интересных тем не возникает.
Но наконец обладатель заметной наколки решается продолжить беседу:
— Не подумайте, что у меня праздный вопрос. Отнюдь нет. Ответьте: а как вы сюда попали? Я имею в виду не пляж, а страну?
— В страну? Естественно, прилетел. Иначе ведь и нельзя. А вы какой-то иной путь сюда знаете?
— Естественно, знаю. И путь этот совсем другой. Настолько иной, что о нём стоит рассказать.
Ленца в разговоре исчезает.
— Как? Какой же? Вы меня заинтриговали! Расскажите.
— Хорошо. Слушайте.
Чувствуется, что у обоих просыпается интерес к беседе.
— История эта долгая. Сначала о своём родном городе. Маленький по размерам городок в средней полосе России.
Городок небольшой возле большого озера.
Город со своими строениями подходит почти к самой воде. Как сейчас вижу, сквозь листву могучих ив угадываются кирпичная стена музыкальной школы, побелённая абсида и оштукатуренный притвор с жёлтыми пятнами теней от окружающих церковь деревьев, серые жилые дома…
Озеро… Озеро Рыбное — это наше богатство. Большинство населения городка в хорошую погоду на его берегах. Конечно же! Это ведь счастье — тёплая ласковая волна, шелковистая травка на берегу, песчаное дно. Хочешь — купайся, хочешь — загорай на берегу, а хочешь — рыбу лови с берега или с лодки. Малышня босоногая ходит у берега, брызгается, молотя кулачками по воде, визжит. Благодать!
Многие любители прыгают с вышки. Здесь же качели, на которых можешь проноситься над самой водой, а можешь слететь в воду, когда дощечка, на которой сидишь, достигла высшей точки своей амплитуды. Короче — это наша среда обитания, наша местность. Пусть непритязательная она, но нам другой местности и не надо. Нам эта дорога. Потому после армии возвращается сюда народу больше, чем остаётся в других местах.