Кто-то когда-то тоже уронил сюда зерно, и оно дало всходы. Правда, вид у них был совсем иной, нежели если бы оно росло в воздухе или было привито к телу платформы, но в остальном это был самый обычный платформенный сегмент. Поплавки удерживали на весу раскинувшиеся на многие метры вокруг центрального ствола ветви-стебли, отягощённые набухшими питателями, едва не разрывающимися от созревших уже клубней, полных витаминного сиропа, запах которого Тимур уловил даже с такого расстояния. Однако не сам сегмент, выросший в этой пустыне, удивил Тимура.
От стеблей к земле тянулись толстые нити грубых верёвок, концы которых были обмотаны вокруг камней, удерживающих лёгкое из-за поплавков растение на месте, не давая тем самым возможности ветрам вырвать из почвы корни или сорвать крону с непропорционально тонкого ствола. Вокруг последнего, кроме того, шёл валик специально уплотнённой земли, внутри которого хорошо были видны следы влаги.
Полив, догадался Тимур. Растущее зерно заякорили и поливали, и сделать это могли только разумные существа. Люди!
Осознание того, что местность обитаема, и что здесь, внизу, на сожжённой и изуродованной земле жили люди, поразило Тимура, как удар молнии. Он вытянул шею и завертел головой, но увидел не больше, чем до этого. Ни людей, ни каких-либо признаков того, что они находились где-то поблизости. Обежав взглядом унылый простор вокруг, он снова уставился на сегмент. Порыв ветра качнул его, и Тимур только сейчас заметил, что на стеблях есть ещё что-то, кроме верёвок. Какие-то цветные лоскутки и множество иных предметов, навешанных за тонюсенькие, едва видимые отсюда ниточки.
Украшения? Подношения? Они специально разукрашивали растение, словно подчёркивая его особенность. И значимость. Их можно было понять. Здесь, в этом сером и холодном мире, среди полуживой растительности, едва выживающей на скудной почве, это пышущее силой произрастание, полное питательных клубней, должно было казаться им настоящим чудом, принесённым из неведомого дивного сада изобилия. Поэтому его ещё и умасливали, считая, наверное, что внутри кроется какая-то загадочная, может быть, даже разумная сила. Люди, повторил про себя Тимур и потрясённо покачал головой. Значит, кто-то всё же выжил.
Спустившись с холма, он подошёл к сегменту, обошёл вокруг него, разглядывая эти жалкие и трогательные знаки внимания, потом, сам не зная зачем, потрогал оттопыривающийся карман, в котором лежало зерно. И задумался.
Если он сейчас вернётся, привьёт зерно к платформе, всё будет улажено. Может быть, его взгреют за этот нырок к земле, но главное — он вернёт зерно. А вот если б он его не нашёл…
Если б он его не нашёл, оно осталось бы лежать здесь, в этих песках, потом оно проросло бы, и местные получили бы ещё один несколько недоразвитый, но всё равно ценный своими плодами сегмент. Сколько он уже здесь? Лет пять? Десять? В лучшем случае, если зерно потеряно совсем недавно, и если не случится какого-нибудь катаклизма, сегмент будет кормить их ещё лет двадцать или тридцать, а потом столь нежданно свалившееся на их головы счастье завянет и умрёт. Второе зерно здорово помогло бы им, когда погибнет то, что выросло из первого.
Словно самостоятельные существа, пальцы Тимура залезли в карман и извлекли на свет зерно. Затем разгребли каменистую почву, опустили его в лунку и засыпали одним движением. Посадив зерно. Тимур выпрямился, посмотрел на крошечный бугорок под ногами, перевёл взгляд на покачивающийся на ветру сегмент и, поднимая ногами пыль, побежал вверх по склону… Добравшись до плота, он раскидал удерживающие его камни и вскочил на рулёжный горб. Плот расправил маховые листья, взмахнул ими, поднимая в воздух лёгкое растительное судёнышко. Ещё несколько взмахов — и он оказался уже высоко над поверхностью.
Бросив прощальный взгляд на землю, Тимур увидел убегающую вниз и назад долинку, холмы и сегмент, казавшийся отсюда махоньким серовато-зелёным пятном. Потом всё пропало в дымке низкой облачности.
Едва плот исчез из вида, из-за соседнего холма показался человек. Невероятно худой, с серой, покрытой шрамами кожей и всклоченной шевелюрой, никогда не знавшей ножниц и гребешка, он был облачён в короткую груботканую накидку, которая одна и прикрывала его наготу. Подскочив к насыпанному над зерном холмику, он слегка, кончиками пальцев, прикоснулся к нему, потом, воздев к небесам тощие руки, прошептал что-то сухими, синими от холода губами и опрометью бросился в свою деревню. Сообщить радостную весть, что один из обитателей небес, чьи острова плавают над вечной пеленой облаков, под самым солнцем, спустился сегодня на землю, одарив их неожиданной милостью.