Отпечаток их верований лежал буквально на всём, начиная от названия самой планеты, что в переводе с местного означало «кормилица», и заканчивая названиями улиц, именами собственными и прочим. Ну и, разумеется, на праздниках.
Самым главным считался как раз День Всеобщего Обжорства, в канун которого и посчастливилось попасть на Логриан Фёдору и Виктору. Те вскоре убедились, что логри, и так не стесняющие себя никакими рамками диет в обычное время, в этот день, что называется, отрывались по полной.
Попытавшиеся было влиться в общий настрой празднества земляне вскоре уяснили, что для неподготовленного человека это непосильное бремя. Особенно развлечения.
Бесчисленные зазывалы и вывески приглашали попробовать что-нибудь или поучаствовать в каком-нибудь праздничном мероприятии вроде питейного марафона, пожирательской дуэли или даже гастрономической оргии. Виктор, соблазнившись. попробовал было потягаться с логри в одном спортивно-уминательском состязании, но не сумел продержаться дольше второго этапа. Пришлось выбирать развлечения не столь обременительные для желудка. Например, кулинарно-музыкальные. Предлагалось поиграть на каком-нибудь музыкальном инструменте. состряпанном лучшими поварами-виртуозами, который по окончании музицирования требовалось съесть. Виктор, в своё время игравший на гобое, в результате сжевал некое кондитерское логрианское его подобие, сделанное из карамели, золотистого логрианского шоколада, засахаренных фруктов и каких-то сладких трубчатых растений: Фёдор же одолел целый вафельный барабан.
Как они ни старались держаться подальше от здешнего удальства, хлебосольные логри всё же затащили их в какую-то развесёлую компанию, от которой оба землянина ушли с ощущением того, что если съедят ещё хоть один кусок — их просто разорвёт.
Хаотичное поначалу хождение логри от одного увеселительно-поедательского аттракциона к другому ближе к вечеру сменилось более упорядоченным движением, направленным куда-то к центру города. Невольно увлечённые им, приятели вскоре очутились на главной городской площади, возле храма Ненасытной Утробы.
Здесь было не протолкнуться.
Вся площадь от края до края была запружена народом, и с примыкающих к ней улиц продолжали подходить всё новые массы гуляющих. Что сюда тянуло веселящихся едоков. было совершенно непонятно: если не считать их самих, площадь была совершенно пуста — ни ларьков, ломящихся от разнообразной снеди, ни пирамид бутылок, ни жаровен, источающих ароматный дым, ничего. Лишь в самом центре площади возвышалось нечто, что Виктор сразу окрестил «эшафотом»: высокий помост, на котором на расстоянии двух-трёх шагов друг от друга торчали два столба высотой с человеческий рост. По помосту расхаживал какой-то логри в чудной одежде: ни дать ни взять — королевский палач.
Толпа продолжала расти, логри толкались, оживлённо переговариваясь друг с другом, вытягивали шеи, чтобы лучше видеть помост, но на нём пока ничего не происходило.
— Видал, какая штука? — проговорил Виктор, глядя поверх моря голов.
— Они что, собираются устроить сегодня праздничную казнь?
Фёдоре сомнением покачал головой.
— Что-то непохоже, уж больно все весёлые. Скорее это что-то вроде конкурса. К примеру, выберут самого толстого, кто не сможет пролезть между столбами.
— Ну, ты скажешь тоже! Это какой же он должен быть толщины, чтобы не пролезть в такие ворога! — Виктор покрутил головой, оглядывая близстоящих. потом обратился к топчущемуся слева от него упитанному старому логри:
— Хорошего пищеварения. Не подскажете. что здесь будет? Мы. видите ли, не здешние, туристы с…
— Уплощение. — лаконично ответил логри, приплясывая на месте от нетерпения, не отрывая глаз от помоста.
— Упрощение? — не понял Виктор.
— Это, простите, как?
— Уплощение. — поправил его логри.
— Уплощение? — Виктор переглянулся с Фёдором. — Очень интересно. А что это такое?