— Что-то в последнее время частенько штормит, — заметил Тимур, отхлёбывая из своей бутылки.
— Как обычно, — отозвался Кортье. — Пески никогда не бывают статичными.
— Статичными — да, но шторма — другое дело. Я видел статистику. Их стало больше. Отчего это?
— А отчего они вообще движутся? — вопросом на вопрос ответил Кортье.
— Знать бы.
— То-то и оно!
— Вот дьявольщина, — тряхнул головой Тимур. — Тут под ногами — самая удивительная загадка во вселенной, а никто из местных и не чешется. Кого ни спроси — пожимают плечами и переводят разговор на другую тему. Неужели никому не интересно?
Кортье снова хмыкнул.
— Ты несносен, Тимур. Как и все новички. Во что бы то ни стало, хотите докопаться до всего.
— А ты разве не хочешь? — спросил несколько уязвлённый Тимур.
— Раньше хотел. А сейчас. Принимай этот мир таким, каков он есть, и не суетись. Учёные, умные головы, может когда-нибудь и докопаются до истины. — Кортье неожиданно замолчал, подумал о чём-то и добавил уже совсем другим тоном:
— Только что-то не заметно, чтобы они преуспели в этом деле.
Тимур согласно кивнул. С этим трудно было не согласиться. Штормовая Планета оказалась слишком крепким орешком для современной науки.
Над загадкой штормов — да и вообще извечного движения песка на этой планете — бились долго и безрезультатно. И если при слове «шторм» обычно подразумевалось волнение, вызванное ветром, то здесь всё было как раз наоборот. Песчаный шторм начинался всегда одинаково, независимо от того, дул ли в этот момент ветер или нет: лениво ползущий куда-то песок внезапно начинал волноваться, его медленное и, более или менее упорядоченное, перетекание начинало ускоряться, становясь всё более хаотичным, пока не превращалось в безумную пляску. Неведомые силы швыряли тысячи тонн сыпучей субстанции из стороны в сторону, вверх, бросали в бездну неожиданно возникающих провалов и песковоротов, чтобы в следующую минуту вновь выбросить их в мутнеющее от поднятой пыли небо. Воздух над бурлящими песками быстро нагревался, словно песок исторгал из себя весь накопленный за долгие дни жар. Без устали перемешивающийся песок накапливал огромное количество статики, порождая жуткие голубые змеи горизонтальных молний. Ураганный ветер поднимался позже, когда шторм бушевал уже вовсю. Откуда-то приносило тучи, и к безумству поверхности прибавлялось буйство небес.
Утихал он так же неожиданно и столь же необъяснимо.
Пройти сквозь песчаный шторм было нелёгким испытанием для любого, и опытные люди, выезжая в пустыню, всегда держались поближе к каменным «островам», сознательно удлиняя этим путь, но сводя риск к минимуму. Если таковых «островов» на пути не оказывалось, оставалось только уповать на удачу и благосклонность этих самых неведомых сил.
Поскольку было ясно, что атмосфера Штормовой Планеты к песчаным штормам никакого отношения не имеет, в качестве первопричины пытались назвать солнце. Однако эту версию пришлось отмести. Никакой чёткой зависимости между штормами и солнечной активностью так и не нашли. Что-то было в самой планете, только вот что?
В песке ничего необычного не было: песок как песок — обычная осадочная порода. Под песком тоже. Планету издырявили тысячами скважин, надеясь докопаться до истины, в самом прямом смысле этого слова, ан нет — и в недрах не обнаружили ничего аномального. А шторма продолжали месить пески многочисленных пустынь, привлекая массу жадных до зрелищ и вообще всего необычного туристов и создавая немало неудобств постоянным обитателям.
Тимур осел на Штормовой всего пару лет назад и с той поры в силу своих способностей пытался проникнуть в тайну этого мира. Старожилы, вроде Кортье, смотрели на эту затею, как на неизбежное явление периода взросления: мол, поживёт немного, само пройдёт.
— И потом, — проговорил Кортье, продолжая начатую тему, — что изменится, узнай мы, какова природа штормов? Мы знаем, что порождает, к примеру, землетрясения, однако это не помогает нам совладать со стихией.