Трещоточники перешли в небольшую рощицу аркоподобных радужных пальм, окружённых расходящимися во все стороны тонкими извилистыми «ручейками» живой пыльцы, а те, в свою очередь, — в густую поросль тростника. Тростник был глуповат и малоречив, тем не менее. Суилинка он встретил шипящим, переливающимся по зарослям «идёш-ш-шь». Не обращая внимания на этот вкрадчивый шёпот, Суилинк продвинулся вперёд ещё немного и вдруг очутился на краю совершенно голого участка земли.
Пропитанная особыми ферментами, не позволяющими расти здесь ничему, кроме произрастаний особого рода, эта земля источала запах, спутать который с другим было невозможно. Так могла пахнуть только его Родовая Поляна. Выбравшись из тростника. Суилинк огляделся. Первый и последний раз он был здесь много лет назад, и теперь он с немалым интересом осматривал место, где когда-то появился на свет… И где ему предстояло закончить жизненный путь. Питомник и компостная куча в одном лице.
Родовую Поляну усеивало множество углублений — следов прежних погребений его сородичей. В одном месте догнивал росток, заканчивающийся останками чего-то большого, похожего на тонкую кожуру какого-то плода, — «пуповина», соединявшая кого-то из но-вовыросших с матерью-землёй. Где-то среди этих ям предстояло выбрать место и ему…
«Что вырастет на моих останках?» — подумал Суилинк, вяло перебирая ходовыми отростками, бродя по Поляне, в поисках подходящего участка.
Походив туда-сюда, он, наконец, остановился и, не теряя драгоценных минут, принялся рыхлить мягкий плодородный слой. Дело, несмотря на податливость грунта, шло небыстро. Сил уже почти не было, и даже напоённая питательными веществами почва не приносила облегчения. Увядание медленно, но верно сжирало его. Движения Суилинка становились всё более медленными и вялыми, и каждый сантиметр, пройденный вглубь земли, давался со всё большим усилием и требовал больше времени.
Работая всеми ходовыми отростками, он очистил вокруг себя небольшое пространство, затем последним отчаянным усилием отгрёб назад разрыхлённую землю, почти целиком завалив ей проделанный ход. После этого он в последний раз поглядел на просачивающийся внутрь свет дня и вонзил в потолок своей норы все имеющиеся у него хватательные отростки. Это движение немедленно вызвало обвал потолка. Тяжёлая, жирная земля с глухим шумом осела, придавив его страшной тяжестью, и солнечный свет померк для Суилинка навсегда.
Поначалу мрак был абсолютный: чёрный, каким ему и полагается быть. Затем он начал зеленеть. Стало светлее, и теперь он смог увидеть размеры того пространства, в котором находился. Оно было совсем небольшим: сфера, или что-то схожее с ней по форме, образованная оболочкой, которая периодически становилась то чёрной, то вновь светлой, причём в периоды осветления та всё больше и больше зеленела, переходя от малахитового оттенка к желтовато-зелёному. Эта странная смена света и тьмы долгое время оставалась для него загадкой, пока на шестой или седьмой такой цикл он вдруг не сообразил: так ведь это день и ночь!
Такое внезапное понимание этого простого явления удивило его. Он, оказывается, знает, что такое день и ночь. Да и оболочка, внутри которой он находился, тоже неожиданно перестала быть для него непонятной вещью. Попросту кожура, покрывающая медленно созревающий плод…
Правда, осознание этого принесло новые вопросы. А именно: как ему поступить — прорвать её самому или дождаться, когда она спадёт. Покуда он раздумывал над этим, проблема разрешилась сама собой. Кожура лопнула, и внутрь его крошечного мирка проник первый солнечный луч.
Робко, не зная, что увидит снаружи, он толкнулся в эту щель, и та с хрустом разошлась ещё больше. Сфера опала, рассыпаясь в прах. Миг — и он очутился под голубым небом неведомой ему планеты.
Поражённый открывшимся ему необъятным пространством, он распустил пучок зрительных стеблей, оглядываясь. Место, где он очутился, было совершенно голым, и, как ни странно, он узнал его — Родовая Поляна. Вокруг неё высились шепчущиеся о чём-то тростники, а высоко в небе пылало маленькое и очень горячее солнце. От кожуры остались лишь пожухшие ошмётки, да ещё лежал длинный стебель, уходящий куда-то в землю.
Там должно было быть что-то, из чего он вырос, но покопавшись в своей пустой памяти, он так и не мог вспомнить, что именно. Лишь где-то в самой её глубине всплыло чьё-то имя: «Суилинк». То ли это был тот, кто посадил его, то ли так именовали его самого. Так или иначе, он появился в этом горячем и живом мире, на Родовой Поляне, и теперь следовало узнать, что же он из себя представляет.