Однако с годами, наблюдая окружающую действительность, Лем, как впрочем и братья Стругацкие, стал относиться к коммунистическому будущему всё более скептично.
Я в семидесятом году прошлого века ещё не начал переписываться с Иваном Ефремовым, который был для меня самым ярким небожителем страны под названием «Фантастика». Не знал я и о том, что многие знаменитые писатели-фантасты, такие как Альтов, Журавлёва, Войскунский и Лукодьянов живут в считанных километрах от меня, так как тоже являются бакинцами. Впрочем, не знал я и о том, что «рыба гниёт с головы». Но об этом я расскажу позже, а в те времена я был оптимистом, мало знающим о теневых сторонах нашей жизни. Имелась в этом обстоятельстве и положительная сторона. То есть я писал свои картины о светлом будущем с искренней верой в то, что это будущее рано или поздно настанет. Этой верой жила и немалая часть населения нашей страны, честно работавшая на построение этого будущего. При этом для многих из нас такие элементы быта как холодильник или телевизор были недоступной роскошью. Но мы верили, что строим самое справедливое и гармоничное общество из всех существовавших когда-либо на Земле.
Однако жизнь постепенно меняла моё отношение ко всему окружающему, то есть била всё жёстче и жёстче.
Из журнала «Техника — молодёжи» мне сообщили, что по поводу моей премиальной поездки в Польшу следует обратиться в ЦК комсомола Азербайджана, в котором уже извещены о моей победе в Международном конкурсе.
Приняли меня руководители комсомола Азербайджана тепло. Они поздравили меня с победой и содействовали появлению статей обо мне в республиканских газетах. Больше того, была организована одна из первых цветных передач по телевидению Азербайджана, которая так и называлась «Художник и космос». В передаче я рассказывал о грандиозных свершениях будущего, о городах на Луне, Марсе и в открытом космосе. Рассказ я сопровождал демонстрацией своих картин, на которых были изображены земные, лунные и марсианские города будущего, эфирные поселения Циолковского, а также братья по разуму, описанные Ефремовым, Стругацкими, Лемом и другими писателями-фантастами.
Естественно, в ЦК комсомола я поинтересовался и по поводу моей поездки в Польшу. Происходило это в декабре 1970 года, но, как обычно, в Баку стояла довольно тёплая погода, и о морозе и снеге не могло идти и речи. А ведь мне предстояло ехать в далёкую и холодную, по моим представлениям, северную страну. Поэтому, когда меня спросили, когда бы я хотел туда поехать, я ответил, что, конечно же, летом. Тем более, что очередной отпуск у меня должен был быть как раз в июне.
«Ну, тогда и обращайтесь к нам по поводу вашей поездки ближе к концу весны», — сказали мне в ЦК, и я отправился творить новые полотна о светлом будущем Человечества.
А когда пришла весна, и я вновь предстал пред руководителями комсомола республики, мне сказали, что товарищ, посоветовавший мне явиться в ЦК весной, уволен. Короче говоря, мне объяснили, что по поводу поездки в Польшу следует обратиться в редакцию журнала «Техника — молодёжи», объявившего миллионам читателей о моей победе.
Летом я поехал в Москву. Исключительно ради визита в редакцию журнала «Техника — молодёжи». Надо сказать, что за прошедшие полгода я, овеянный лучами славы, вступил в переписку со своим кумиром Иваном Антоновичем Ефремовым и перевёлся с энергетического факультета Института нефти и химии на архитектурный факультет Бакинского политехнического института. И немалую роль в этом сыграло то, что я получил свою Главную премию.
Увы, встреча с Захарченко открыла мне глаза на то, какой же я, мягко говоря, летающий в облаках товарищ. Похлопав меня по плечу, Василий Дмитриевич объяснил мне, что нужно было «ковать железо, пока оно горячо», и что, скорее всего вместо меня в Польшу съездил кто-то из функционеров ЦК комсомола Азербайджана.
Так вот и не состоялась моя поездка в Польшу, которая для меня в то время ассоциировалась с чем-то вроде экспедиции на Марс. Но именно эта несостоявшаяся встреча с Лемом, к которой я подсознательно готовился, и породила серию моих картин по мотивам произведений польского фантаста. А возможно, сыграла роль и в том, что через четырнадцать лет я взял за основу для своего дипломного фильма, при окончании ВКСР, одно из моих любимейших произведений пана Станислава.