— Понимаешь, это турок что-то плёл о колдовстве, связанном с этим глазом, но переводчик наш не всё понял, поэтому толком не смог перевести. Я уразумела только то, что старик этот называл его «Глазом Шайтана» и особенно не торговался о его цене, что, в общем-то, не свойственно восточным людям. Их ведь хлебом не корми, дай только поторговаться.
— Прости, но твой папа подарил этот глаз мне, и я сам попытаюсь разобраться, в чём его необычность, — ответил я.
— Да пойми же ты, у меня сейчас есть прямой выход на ведущих деятелей нашей науки, — пыталась уговорить меня Тётя Мила. — Космонавт Владислав Волков, врач, сейчас возглавляет Федерацию спортивной акробатики СССР, и я часто общаюсь с ним! Правда, он сейчас летает на корабле «Союз 11», но сразу после его возвращения я свяжусь с ним и дам ему на обследование этот глаз.
Однако «Глаз Шайтана» я тогда Тёте Миле не отдал. Космонавты Волков, Добровольский и Пацаев погибли при возвращении на Землю, а других столь авторитетных знакомых специалистов у Тёти Милы не было.
Я пообещал, что следующим летом обязательно приеду в Ленинград и вручу ей «Глаз Шайтана».
Однако в следующем году мне не удалось побывать в Ленинграде. Да не особо, признаться, и хотелось. Потому что в первую же ночь, когда я перед сном положил «Глаз» под подушку, меня посетили странные фантастические видения.
Это был совершенно неописуемый полёт, сопровождаемый неистовством света и красок, линий и форм, смутных видений и неестественно реальных образов. Я летел сквозь сверкающие тоннели, в стенах которых мириадами пор мелькали бесчисленные ответвления во всё новые и новые разнообразные миры. Иногда я неожиданно сворачивал в эти ответвления и летел по совершенно невообразимым просторам, заполненным фантастическими красками и формами, сплетающимися в сложнейшие фигуры. От буйства красок и пространств, от быстрой смены впечатлений мозг отказывался работать, и воспринимать всё это многообразие пролетающих мимо вселенных становилось всё сложнее.
Потом полёт несколько замедлился, и я начал успевать рассматривать пролетающие мимо светила. Иногда я проносился над безжизненными скалистыми астероидами или песчаными барханами более крупных планет. Затем вновь ввинчивался в спирально закрученные пространства, чтобы, преодолев их, выноситься на зелёно-голубые просторы инопланетных лугов и лесов, или под багряно-лиловые тучи со сверкающими меж ними разрядами молний. Я плыл над хрустальными подводными сооружениями, между которыми плавали фантастические полупрозрачные, светящиеся существа, похожие и на медуз, и на драконов, и на глубоководных рыб земных океанов. Причём на этой невообразимой глубине встречались люди в глубоководных скафандрах, напоминающие жителей Атлантиды из фантастического романа Конан Дойла «Маракотова бездна».
Здесь, в таинственных глубинах океанов далёких планет, я видел и странных существ, грациозно и стремительно плывущих между полупрозрачными строениями, украшенными разноцветными кораллами. А может быть, это были и не кораллы вовсе, а окаменевшие цветы иного мира. Россыпи крупных разноцветных жемчужин и драгоценных камней, самых разнообразных оттенков, были вкраплены в хрустальные колонны, арки и своды фантастических подводных городов, которые словно парили над загадочным дном океана. Между невесомыми строениями проплывали стайки рыб, напоминающих пёстрых рыбок земных коралловых рифов. Они кружили в хороводе вокруг меня, пока я опускался в глубину. Но темней в этой глубине не становилось. Наоборот: свет словно источало дно этих волшебных океанов. А может быть, даже светилась сама хрустально чистая вода.
Я опускался на дно, покрытое светящимися водорослями, среди которых встречались фиолетовые и алые растения, похожие на цветы.
Впрочем, возможно, это были актинии, или нечто подобное им. Я не сразу разглядел, что разноцветные подводные растения, кораллы и моллюски растут не хаотично, а составляют чудесные орнаменты, словно дно океана покрыто необозримым живым ковром. Нежные полупрозрачные лепестки подводных растений ласкали моё тело, словно трепетные пальцы влюблённого в меня существа. Эти лепестки вытягивались, свивались в неописуемой красоты композиции, скручивались в изящные спирали, словно в брачном танце…
…Когда я проснулся, у меня очень болела голова, а «Глаз Шайтана» был тёплым, почти горячим. Я не сомневался в том, что все эти фантастические видения были вызваны именно им.
Потом несколько ночей я прятал «Глаза Шайтана» в одном из ящиков своего письменного стола. И никаких фантастических снов мне не снилось. А когда, ради эксперимента, я вновь перед сном положил его под подушку, странные фантастические видения повторились. То есть слово «повторились» не отражает сути того, что происходило во время тех странных «снов». Видения были ещё более фантастическими, но и головная боль после них становилась всё более невыносимой.