— Ты не прав, Себастьян. Это делают настройкой флокинг-ядра, насколько я знаю. Плюс какие-то специальные симуляторы и усилители.
— А другие, роботы-флористы, к примеру, — не сдавался Себастьян. — Они должны обладать особым восприятием красоты, соответствующим восприятию человека. Тут уж без души никак.
— И что?
— Мы считаем, — повторил Себастьян. — Что роботодуша давно создана, но роботам, чья работа не является творческой и где нет нужды максимально полно соответствовать человеку, её не устанавливают. Это несправедливо.
Беседин только руками развёл. Ну что тут скажешь? Строительные роботы были отнюдь не глупы, в любом случае сообразительностью они ничем не уступали другим их кибернетическим собратьям, но временами проявляли поистине детскую наивность. И ещё упрямство. Если что-то втемяшилось в их титановые головы, переубедить их было столь же трудно, как закапризничавшего ребёнка. Как правило, в таком случае дурь выбивали перепрошивкой флокинг-ядра, но эта операция относилась к разряду непростых, и с неопределённым исходом. Проще было изготовить новое ядро.
— Я, по правде сказать, не ахти какой большой специалист в робототехнике… — начал было Беседин, но Себастьян не дал ему закончить:
— Зато нас отлично знает наш ремонтник — Владислав.
— Вот мы его сейчас и спросим. — Беседин повернулся к соседнему модулю, в котором располагалась мастерская, и гаркнул:
— Влад!
— Что? — донеслось изнутри.
— Выйди на минутку, есть дело.
— Попозже никак?
— Нет. Дело срочное.
— Иду. — В мастерской что-то загремело, затем из открытых дверей показался облачённый в рабочий комбинезон хозяин модуля: Владислав Ужинский. Увидев собравшуюся толпу роботов, он удивлённо захлопал ресницами.
— У вас тут что, митинг?
— Влад, — проговорил Беседин. — Ребята хотят, чтобы ты вставил им одну недостающую деталь.
— У них полный комплект, — отозвался Ужинский, вытирая испачканные в смазке руки. — Чего им не хватает?
— Души.
— Чего?!
— Души, — повторил Беседин. — Ты же знаток роботехники, не так ли? Вот и подскажи, где у робота должна быть душа и есть ли у тебя такая штука.
Ужинский оторопело поглядел на своего начальника, перевёл взгляд на ожидавших ответа роботов, затем снова воззрился на Беседина.
— Нашли время для хохм, — буркнул роботехник. — У меня дел по горло.
— Это не розыгрыш, — подал голос Себастьян. — Нам действительно очень нужна душа.
— Зачем? — воскликнул Ужинский. — На кой ляд вам сдалась душа, скажите на милость?
— Это очень важная недостающая часть, из-за отсутствия которой мы, роботы, теряем много такого, что доступно вам — людям, — принялся объяснять Себастьян. — Посудите сами. Вы можете вести задушевные беседы, у нас же, как мы ни стараемся, ничего подобного не выходит. Вы можете прикипеть к кому-то или к чему-то всей душой, наша же привязанность, сколь сильной она ни была, всё равно получается слабее. Многие вещи берут вас за душу, нас же ничто так сильно не цепляет. От радости у вас может петь душа, у роботов никогда ликование не доходит до такого уровня — души-то нет! Душещипательные истории, волнующие людей, оставляют роботов равнодушными, и мы не можем вкладывать в дело всю душу, как вы. Как бы мы ни хотели сделать что-то хорошо, мы всё равно уступаем вам и в этом. А делать что-либо без полной отдачи противно сущности робота. Теперь вы понимаете, насколько это важная часть, необходимая для того, чтобы быть истинно человекоподобным роботом. Нам просто необходима душа! — с жаром заключил Себастьян.
— М-да, — проронил Ужинский, наповал сражённый этой тирадой. — Послушай, Себастьян. Вообще-то всё то, что ты упомянул, — это образные выражения. На самом деле никакой души, как части нашего естества, не существует. Поверь мне.
— Я склонен считать иначе, — упёрся Себастьян.
— И вы тоже? — обратился Ужинский к остальным.
— Да! — дружно ответила толпа.
— Кажется, наши работяги окончательно «сошли на клин», — выдал свой диагноз Ужинский. — Что скажешь, босс?
— Вставь им что-нибудь, этакое, — прошептал Беседин.
Себастьян, однако, оказался роботом с очень острым слухом.