— Что-нибудь нам не надо. Только душу.
— Да где я её, ржавчина вас сожри, возьму эту самую душу! — взорвался Ужинский.
— Там же, где вы берёте то, что отсутствует в ремонтных комплектах — сделайте сами.
— Влад! — со значением в голосе проговорил Беседин. — Постарайся. Ну?
— Это потребует много времени, — глухо проговорил Ужинский. — Нелёгкое это дело, вставлять душу. Кстати, иметь её — тоже.
— Для начала было бы достаточно одушевить хотя бы нескольких из нас, — заметил Себастьян. — Для пробы.
— Ну, вот и договорились, — тут же вклинился Беседин. — Пока Владислав делает и готовит к установке души, возвращайтесь к работе и.
Толпа глухо заворчала.
— С вашего позволения, — вежливо, но твёрдо проговорил Себастьян, — мы хотели бы дождаться первых результатов.
— Вот зараза! — вырвалось у Беседина.
— Начальник? — осведомился Себастьян.
— Ничего, — угрюмо отозвался Беседин. — Это я так. Влад?
— Ладно, — с такой же угрюмой решительностью произнёс Ужинский. — Так и быть. Будет у вас душа. У всех. — Он вытащил из кармана отвёртку, скользнул недобрым взглядом по притихшей толпе роботов и мотнул головой, указывая на вход в мастерскую:
— Подходи по одному.
Три недели спустя, подводя промежуточные итоги, Беседин с удовольствием отметил, что если дело пойдёт так и дальше, новый космодром для будущей колонии землян будет готов намного раньше срока. Энтузиазм, с которым роботы возводят этот, первостепенной важности, объект, не может не восхищать. Правда, после того как они побывали в мастерской Ужинского в тот памятный день, многое в их поведении не поддаётся логическому объяснению. Время от времени, кто-нибудь вдруг замирает на месте, устремив взор в подёрнутую дымкой даль, сам не понимая, что он хочет увидеть там, других одолевает желание сделать что-то, не входящее в основную программу, например, посадить дерево, на третьих накатывает столь же внезапная и необъяснимая беспричинная грусть или наоборот — радость. На все вопросы, что это может быть, Ужинский отвечает туманно:
— Душа…
Роботов, впрочем, такое объяснение вполне устраивает. Злые языки, однако, поговаривают, что это — всего лишь сознательно внесённый дефект в мотивационный селектор, но большинство верит в то, что это и впрямь движения души. И поэтому они счастливы. А это главное.
Не так ли?
Валерий Гвоздей
НЕ МЕШАТЬ
Институт человека
Перед выходом из каюты Фёдоров, второй помощник капитана, обречённо посмотрел на своё отражение в зеркале.
Синий китель сидел хорошо, брюки отглажены.
Лицо нормальное в целом — формально-казённое, почти лишённое индивидуальности. Качества, обусловленные многолетней службой в космофлоте.
Но в бровях наблюдалось хроническое рассогласование: правая — нахмурена, а левая — удивлённо приподнята.
Вопиющее нарушение симметрии.
Ох, много лет Фёдоров старался навести порядок в своём огороде, работая с мышцами верхней части лица. Не получалось, хоть убей.
К пластической хирургии обратиться посчитал слабостью, малодушием, недостойным мужчины, офицера.
Так и шёл по жизни, понимая, что производит невыгодное впечатление.
Должно быть, не раз в каких-то вышестоящих головах это рассогласование вызывало мысли о внутренних противоречиях, о двойственной сути натуры, о шаткости позиции. И — сказывалось на продвижении.
Дисциплинарная комиссия расположилась в кают-компании.
С приходом второго помощника судовой врач Ларичев, штурман Торопов, лейтенант Чалов, возглавлявший десантников, — энергично зашелестели бумагами.
Связист Петров, секретарь комиссии, придвинул к себе ноутбук.
Фёдоров сел во главе стола. Положил ладонь на папку с документами, которые успел на ходу просмотреть вчера.
— Так, — сказал он строго. Из двух бровей сейчас доминировала правая. — Инцидент, в общем, нам известен, но с выводами — спешить не будем. Сначала послушаем лейтенанта Чалова. Лейтенант, расскажите комиссии, что за человек — рядовой Локтев, и что, как вы считаете, могло толкнуть десантника на серьёзный проступок.
Чалов тоже спешить не стал.
Вздохнул, глядя в пространство.
Он не был членом дисциплинарной комиссии. Пригласили на заседание, поскольку он непосредственный командир провинившегося.
Десантники в экипаж корабля не входили. Не входили и в состав научной экспедиции. Держались замкнуто, особняком, хотя и вполне корректно. Старались не отсвечивать.