— Уф! — с облегчением выдохнул Сиги, снимая руки с манипуляторов. — Сели.
Авилов переглянулся с Березиным. Инженер вытер вспотевший лоб.
— Чуть было не того.
— Я всегда говорил: «Меркатор» — крепкая посудина. Не подведёт. — Авилов выбрался из своего кресла и, чуть подавшись вперёд, оглядел раскинувшуюся вокруг равнину. — Ну вот, мы и достигли тебя, далёкая планета. Пошли знакомиться.
— Что, вот так вот, возьмём и выйдем? — воскликнул Сиги. — Это же чужой мир, кэп. Чужая жизнь. И в первую очередь, микроорганика. Вдруг там зараза какая.
— Какая к чёрту микроорганика, — отмахнулся Авилов. — В корпусе полно дыр, а снаружи, судя по приборам, давление выше, чем у нас на борту. Так что мы уже дышим воздухом этой планеты. Пошли, чего уж там.
Нарочито громко топая ногами, они спустились на нижнюю палубу, очутившись в тесном отсеке экипировочной. Бросив взгляд на ряд шкафов, в которых хранились скафандры, Авилов дёрнул рукоять запорного механизма внутреннего люка, промаршировал через переходной шлюз и попытался открыть наружный люк. С первого раза это не получилось, но, в конце концов, общими усилиями, с ним тоже справились.
Толкая тяжёлую бронированную крышку, Авилов невольно задержал дыхание и осторожно выглянул наружу. Снаружи было тепло, над равниной гулял несильный ветерок.
— А ничего планета, — проговорил за его спиной Березин.
Авилов молча кивнул, потом, сообразив, что стоит, по-прежнему держа в себе воздух корабля, усмехнулся, выпустил его из лёгких и сделал глубокий вдох.
— Пахнет мёдом, — добавил Сиги. — Чувствуете?
Один за другим они вышли из корабля, остановившись под защитой его громадного стального корпуса.
Лужайка, на которую они приземлились, выглядела совсем по-земному, если б не небо и не солнце. Трава была высокая и густая, деревья же, окаймляющие этот участок равнины, имели плоскую крону и удивительно походили на зонтичные акации африканских саванн. Только вот небо над ними было не голубое, а зеленоватое, а в вышине висело огромное красное Глизе832, раз в пять больше, чем Солнце, видимое с Земли. Кроме него в зеленоватых небесах виднелось ещё множество мотающихся туда-сюда серых точек; не то птицы, не то какие-то крылатые ящеры. Насколько можно было судить, других животных поблизости не было.
— Неплохое местечко, — проговорил Березин, подставляя лицо под тёплые лучи красного солнца.
— Это «неплохое местечко» может быть для нас смертельным миром, — хмуро откликнулся Сиги и замер, открыв от удивления рот. Прямо перед ними, там, где до этого момента не было ничего, кроме травы, стоял полный, небольшого росточка человек, облачённый в некое подобие тоги, сверкающей так, словно она была сделана из полированного металла.
— О! — воскликнул Березин. — Глядите! Абориген!
«Абориген» между тем вскинул свои пухлые холёные ручки и, сияя от счастья, провозгласил:
— Приветствую вас на Гатапунге, доблестные космопроходцы. Мы заград… то есть, невообразимо рады видеть вас здесь, у конечной цели вашего долгого и трудного путешествия. Позвольте от себя лично и миллионов ваших поклонников, поздравить вас с завершением этой великолепной саги и.
— Минуточку, — остановил обильные словоизлияния восторженного сверкающего толстяка, пришедший в себя после короткого замешательства Авилов. — Какие поклонники, какая сага?
— Величайшая из всех, к которым я когда-либо был причастен, — едва ли не приплясывая, ответил толстяк. — Самая грандиозная, самая успешная, самая-самая во всех отношениях. Настоящий меган!
— Вот дела, — с какой-то беспомощностью проговорил Авилов, пытаясь вникнуть в смысл услышанного. — Вы, вообще, кто такой будете?
Толстяк подскочил чуть ли не на полметра вверх и всплеснул руками.
— О-о, премного извиняюсь! Не представился. Моё имя — Ёне.
— Вы так внезапно появились.
— Хомп, — сказал Ёне.
— Что, простите?
— Хомп, — повторил Ёне. — Хомпнул — и тут. Положение обязывает. Я — Главный Распорядитель Действ.
Авилов кашлянул, не зная, как реагировать на такое заявление, и вдруг прищурился: