— Прямо в точку, — расплылся в улыбке поселенец. — У меня комната обклеена вырезками из старых журналов: Мухамед Али, Клайф Оуэн, Денис Шпарга-лов. Они у меня с детства. Я сам немного занимался. Давно. Да что теперь говорить об этом, — он махнул рукой. — Но как ты догадался?
— Да это сразу видно, если на тебя взглянуть. Движения выдают в тебе боксёра. Не хотел бы я с тобой встретиться на ринге.
— Да ладно, какой ринг? Соревнования же не проводятся. Они в прошлом, как и вся прошлая жизнь, — своими словами я окончательно расположил его к себе и развеял все сомнения, если они вообще были. — А что ты не заходишь-то?
Ветер подтолкнул меня в спину. Проходя сквозь ворота по их толщине я понял, что забор вокруг поселения одинарный, то есть железные листы и всё. А то бывает, что их ставят в два слоя, между ними наваливают камни или кирпичи и заливают бетоном. Получается прочнее, чем забор в один слой, но всё равно толку от него мало. Он остановит разве что мародёров на грузовике, а вот для более серьёзного противника, у которого вместо ног и рук — протезы с гидроусилителями и тем более тех, кто сразу состоял сплошь из таких приспособлений, любой забор всё равно что из картона.
Я увидел вытоптанный двор, окружённый хижинами, построенными из всего что удалось отыскать: камни, бетонные плиты, в них вживляли даже корпуса старых машин и ещё какой-то хлам, который я не сумел распознать. Между кромкой забора и крышами оставалось ещё метра полтора — специально для часовых, которые каждую ночь обходили посёлок по периметру и следили за тем, чтобы никто на него не напал.
По площади бегали куры, что-то клевали, в загонах пряталась всякая живность.
— Пойдём со мной, — позвал меня старик с седой головой, обветренным загорелым лицом и очень живыми глазами. — Отдохнёшь с дороги и перекусишь. Проголодался?
— Есть немного, — кивнул я.
Старик провёл меня в домик из пластика, указал на стул в центре гостиной, а сам пошёл вглубь дома, принёс на подносе плошки с супом, овощным рагу и ещё бадейку кваса. Похоже, он был здесь за главного. Странно, что он сам меня угощает, мог бы попросить кого-то из своих соплеменников, но, возможно, он сам решил меня проверить.
Иногда мне давали разбить какой-нибудь электронный прибор, в котором интеллекта было не больше, чем в таракане. Поселенцы руководствовались мыслью, что этот прибор дальний родственник ИскИна и он не позволит своим слугам убить его. Но мои хозяева разрешали мне расколотить даже компьютер, пусть его никто и не похоронит после этого, а бросит где-нибудь в лесу или в поле, как ненужный хлам, и никто его не воскресит, хотя его органы могли послужить в качестве донорских для какого-нибудь другого компьютера, у которого рак съел все внутренности, но пощадил обшивку. Так что я легко проходил эту проверку, хоть и неприятно было ощущать себя одним из тех варваров, которые крушат всё что связано с ушедшей цивилизацией.
— Этого много, — сказал я, кивнув на еду.
— Впрок наешься, — сказал старик, — Будто не знаешь, что есть надо столько, сколько дают.
— Как верблюд, — сказал я.
— Ага, — кивнул Старик. Он правильно рассудил, что прежде чем требовать от меня рассказов, меня надо накормить, а то я не смогу нормально слова сказать, потому что у меня изо рта будет капать слюна. — Так как тебя зовут?
— Даниил, — честно признался я. Я, конечно, вновь мог соврать, потому что никаких документов, подтверждающих мои слова, предъявить не мог — бумажные и пластиковые вышли из обихода, но маркировку, данную мне при рождении, здесь всё-таки могли распознать.
— Рифту ты сказал другое имя. Но я тебя понимаю. Нельзя всем говорить настоящее имя. Интересно будет тебя послушать. К нам Рассказчики не часто заходят.
— Вкуснотища, — похвалил я, расправившись с угощением. — Спасибо. Я б ещё не отказался в баню сходить. Помыться с дороги не помешало бы. У вас вода не дефицит?
— Пахнешь ты, не скажу чтобы плохо. Вполне приемлемо. Но раз хочешь, будет тебе баня.
Избавившись от грязи я вновь вернулся в дом. Старик сидел за столом, за которым я ел, и что-то писал шариковой ручкой на пожухлом листке бумаги. Таких листков у него была целая пачка.
— Я так и не узнал, как вас зовут, — сказал я.
— Алексей, — сказал он, долго рассматривая моё лицо, — но так меня звали давно. Сейчас меня зовут Гром. Для тебя я тоже Гром.
— Вам не захотелось, чтобы вас звали Алексей?
— Алексеем меня звали в другой жизни. В этой меня зовут Гром.