— Такие прогнозы у них каждые пять лет, — сказал Гавр.
Части слов в прогнозах были заключены в пунктирные прямоугольники. Я сперва подумал, что выделили ключевые тезисы, но куски казались случайными. Будто ребёнок провёл морфемный разбор, но не знал, что такое окончания и определил в них всё подряд.
Заверещал телефон — меня вытолкнуло из морока. Я отдышался, ответил — жена просила мчать домой.
— Прости, Гавр. Дела. — Я виновато пожал плечами. — Журналы твои, конечно, адские. Дашь пару?
Нелепое лицо Гавра вытянулось ещё сильнее, он побледнел:
— Ты что! Они только у меня должны, я же исследую, я.
— Ладно, ладно. Можно хотя бы сфотографирую? Я аккуратно.
Не спалось. Я рассматривал в телефоне фото «Вселенского аргонавта», но страницы почему-то поплыли. Получились только обложки: футуристические корабли и города ненаступившего будущего, абстракции, динозавры, ракеты. Я разглядел название типографии («Звезда») и адрес редакции (г. Молога, улица и дом смазались). Тираж — триста тысяч. Цена в копейках. Семьдесят второй год.
Молога. Такого города я не знал. Попробовал слово на вкус. Неприятное, порченная жижа и пыльная ветошь. Похоже на «Молох».
Потом я всё-таки заснул и до самого утра мне снились тревожные угловато-красные сны.
Гавришкевич позвонил через четыре дня. Не тратя время на приветствие, он неврастенично затараторил:
— Слово создаёт форму. А журнал — самое важное скопление слов. Раньше так. До революции журналы — альфа и омега. Писатель Аверченко не мог по улице пройти — люди в истерике, как к рок-звезде. Французская новая волна, это про кино, она тоже вокруг журнала. Люди формировали политические взгляды через них. «Оттепель» тоже журналы — «Новый мир», Твардовский. Люди придумывали в журналах будущее — фантастику.
— Ты как-то до хрена о журналах знаешь, — уважительно сказал я.
— В начале было Слово, понимаешь? Появилась вселенная, форма — спираль. Так? И пирамиды строили по велению слова — тоже форма. Слово создаёт форму, журнал содержит слово. То есть, журнал создаёт форму. Только понять бы какую.
Я потерял нить рассуждений Гавра. Меня окликнула жена — починить фен, я, закрыв трубку ладонью, ехидно напомнил, что из-за технического кретинизма не умею даже проверить аккумулятор в машине, куда уж забороть такой прибор.
— …В последнем выпуске рассказ Ильи Варшавского «Слово и геометрия». В библиографии нет. И это подсказка, понимаешь!
— Гавр, — я устал и решил спросить напрямик. — Ответь мне на вопрос. Почему всё это рассказываешь именно мне? Чего ты позвонил-то тогда? То есть, я рад, но ты ж со мной в ссоре.
— Только у тебя связь с журнальными делами.
Вот те на! Я служил в типографии, но менеджером по рекламе. Что ж, это лишний раз показывало, как мало смыслил в «журнальных делах» Гавришкевич ещё совсем недавно.
— Гавр… — начал я.
— Я разобрал про выделенные слова! Благодаря Варшавскому. И ещё Спинозе, у которого про мистику и дух геометрии. Надо, чтобы ты кое-куда съездил на днях, — Он чуть помолчал, а потом добавил: — Я сам не могу туда. А это очень важно.
Я вздохнул и согласился.
Я вышел из машины и пошёл к поросшим кустарником развалинам. На оранжевой каске возившегося рядом строительного мужичка поблёскивало солнце.
— Не из атомов всё состоит, — задыхался из трубки Гавр, — а из слов. Атом стал чем-то только тогда, когда его назвали словом. Значит слово может изменить всё — судьбу, например, мира. И из слов можно построить…
— Привет, — крикнул я строителю, заглушая квантово-лингвистического Гавришкевича. — Чего у вас тут?
— Гуляй, а?
Я протянул купюру.
— Дом был. Сгорел чёрт знает когда. Деньги наконец-то выделили. Не, ну их и раньше назначали, но там крали всё. Сносим, стройка будет.
— Слышал? — спросил я в трубку. Гавр молчал.
— А что-нибудь. необычное есть?
— Необычное! Ты с телевидения, что ли? Чё тут необычного. Бетономешалка. До пожара тут была. Не забрали почему-то, а ведь исправная. Ну, мы и используем.
Я с трудом понял, что сказал мне осипшим голосом Гавр, и уточнил у мужика:
— А что за мешалка?
— Модель? Там на корпусе маркировка. БСЭ-И2-Т20-531. Хрен его…
— Сфоткать? — спросил я у Гавра, но он бросил трубку Я перезвонил. Гавр не ответил.
Две недели спустя я решил сходить к Гавришкевичу. Он не брал трубку, не появлялся онлайн. Жена убеждала, что всё с ним нормально, очередной заскок, но я всё равно хотел проверить — надумал, что у Гавра инсульт или головой тюкнулся, лежит теперь, бедняга.