— Ты же Рассказчик? — спросил Рифт и заглянул мне в глаза.
— Да, — кивнул я, — хожу-брожу, развлекаю людей рассказами о том, что было и что есть.
— Я так сразу и понял, — Рифт замолчал, о чём-то задумавшись, точно в себя ушёл.
— Знатное у вас пугало, — сказал я, возвращая парня в реальность. Рано ему ещё было погружаться в грёзы.
— Ага, — сказал Рифт и улыбнулся. — И ворон отгоняет и всяких непрошенных гостей отваживает. Он здесь давно. Сколько себя помню, всё здесь висит. Ему в башке оставили немного солнечных батарей, чтобы мог шевелиться, а убежать не смог. Давно уже ни один робот здесь не появляется, а то мы бы таких пугал понаставили вокруг всех наших полей.
— Это старая модель. Они потихоньку ломаются. Мало их осталось.
— А ты откуда знаешь? — спросил Рифт, подозрительно на меня уставившись.
— Ну, я же по свету брожу и не только рассказы рассказываю, но и собираю их, чтобы потом тоже рассказать. И о роботах. Этот безобидный. Его создавали в помощь людям, чтобы помогал по хозяйству. Зря вы с ним так.
На самом деле «безобидной» была только базовая модель такого робота. Я слышал истории о том, как с их мозгами проделывали операцию, схожую с лоботомией, после которой у них уже не было установки «не причинять вреда людям». Может, и с этим сотворили что-то подобное и если он слезет с креста, поползёт истреблять людей.
— Так много чего людям на пользу создавали, и что из этого вышло? — рассуждал Рифт. — Мы от всего, где есть электроника, отказались. По мере своих сил очищаем землю от этой заразы. Но её сделали слишком много. Нам со всей электроникой не справиться.
— Что ж вы всякие чайники молотками разбиваете? Там ведь тоже полно всяких микросхем.
— Ты не смейся. Я же сказал — от всего. Но что это всё я тебе рассказываю? — спросил Рифт. Чувствовалось, что он немного обиделся. — Это ведь ты должен рассказывать.
— Расскажу, расскажу, но всем сразу, — успокоил я парня. — Я не хотел тебя обидеть, лучше расскажи, о чём ты мечтаешь?
— Хм, — парня смутил мой вопрос, и он задумался на какое-то время.
— Не думай, говори, что первое в голову придёт. Обычно это оказывается самым лучшим.
— Тогда я хочу путешествовать, как и ты, по разным землям. Только хочу, чтобы они были такими, как раньше, до того, как люди стали впадать в спячку. Но это ведь невозможно? — он с надеждой посмотрел на меня.
— Не знаю, — сказал я, — может, нет, а может, и да.
Поселенцы считали любую электронику злом, будто из-за неё случилось то, что случилось и если её уничтожить, то мир станет прежним. Даже машину они называли исчадием ада. В её двигатель надо сразу всадить заряд дроби, чтобы она никуда не смогла убежать, а потом убить автопилот, всадив следующий заряд дроби в приборную панель. Вот поэтому я ездил на велосипеде, с которого демонтировали всю электронику.
Поселение окружал забор, высотой метра в четыре, сделанный из железных листов разного размера. Этого стального Франкенштейна даже не удосужились выкрасить в один цвет, поэтому он походил на лоскутное одеяло. По его верхней кромке тянулась извивающаяся спиралью колючая проволока. Через каждые двадцать метров высились башни на подпорках. На одной из них я заметил дозорного. Судя по солнечному отблеску, он разглядывал меня в подзорную трубу или в прицел снайперской винтовки.
Мы подошли к массивным воротам. Заскрежетав уставшим железом, отворилась маленькая дверь. В образовавшемся проёме возник крепкий поселенец лет тридцати в пыльном комбинезоне и бейсболке. Его загорелое лицо, испещрённое морщинками, заросло начинающей седеть бородой. Через плечо у него был перекинут ремень с арбалетом, а на поясе висел колчан с болтами.
— Ты спал? — спросил он вместо приветствия.
— Да, — сказал я.
Что уж отпираться, если у меня на руке есть круглый шрам, оставленный пластиковой трубкой, через которую в мои вены поступала питательная жидкость. Сейчас его скрывал рукав длинной рубашки, но мне обязательно придётся её снять, когда предложат помыться. Некоторые маскируют эти шрамы татуировками. Но, увидев такие татуировки, всем ведь понятно зачем они сделаны и что они скрывают.
— Когда проснулся? — спросил поселенец, будто я был каким-то медведем-шатуном, представляющим для окружающих большую опасность, и лучше его от греха подальше умертвить.
— Почти три года назад.
— Как?
— Повстанцы напали на хранилище и пробудили меня. Теперь вот брожу по свету, — поселенец хотел послушать мои рассказы, но всё ещё колебался. Тогда я применил приём, который всегда давал результат, — мне кажется, что ты мечтаешь стать чемпионом мира по боксу.