— Ты говоришь о любви к Хиликс?
— Да, Ваше Преосвященство.
Наступила тишина, в которой слышалось только тихое гудение генераторов. В сознании Халдана затеплилась надежда.
Такой ласковый и мягкий голос не мог обречь юношу на гибель, не мог оторвать невинного человека от теплой и зеленой родной планеты и забросить его в ледяную пустыню Ада Халдан придвинулся ближе в ожидании слов, которые должны были смыть с него вину, вернуть Хиликс статус специалистки и реабилитировать династию Флексона.
И тут он услышал:
— Волею Божьей решение суда признается во всех отношениях правильным и справедливым.
Послышалось короткое жужжание и щелчок — последний, окончательный, бесповоротный. Для Халдана это явилось таким страшным потрясением, что юноша не смог подняться с колен, и только священник с полицейским поставили его на ноги.
В тот момент, когда Папа оглашал свою буллу, изменилась сама акустика Собора. Его слова громом прокатились под высокими сводами. Халдан, ошеломленный, позволил себя вывести священнику и полицейскому на залитый солнцем двор и вдохнул разреженный, горный воздух. Вдали от гипнотизирующего присутствия Папы юноша почувствовал себя обманутым. Им овладело бешенство. Он резко повернулся к священнику:
— Если эта куча транзисторов, слепленная новообращенным помешанным — представитель Бога, то я отрекаюсь от Бога, Венца Мироздания!
Глаза захваченного врасплох священника, в которых до этой минуты отражалось только благочестие, загорелись гневом.
— Святотатец!
— Ну и что? — признался Халдан. — И что в этой ситуации предпримет Церковь, сошлет меня на Ад?
Когда священник осознал правоту и логику язвительных слов юноши, его поднятое к небу лицо снова приобрело выражение страстной добродетели.
— Да, сын мой, отныне для тебя нет Бога. Ты будешь нуждаться в нем всю вечность Ада; в минуты — тянущиеся как часы; в часы — протекающие медленно как месяцы; в месяцы — долгие как века, и будешь страдать, страдать, страдать.
Они еще до полудня вернулись в Сан-Франциско. После обеда Халдана препроводили в суд, его удивило, что в зале царит еще большая суета, чем накануне. Над телекамерами светились красные лампочки, присяжные сидели на своих местах, а публика в нетерпении ждала развязки.
Не было одного Флексона. Юноша решил, что, скорее всего, разжалованный адвокат моет сейчас полы где-нибудь в коридоре.
Халдан не ожидал, что вынесение приговора будет представлять для толпы интерес, раз и так было общеизвестно о решении Папы, но потом вспомнил, что именно вынесение приговора и есть для них самое главное. Эта минута объединяла жителей всего мира, словно участников международного фестиваля. Она соответствовала свисту топора палача, хрусту ломающихся позвонков и являлась кульминационной точкой процесса. Жители Земли собирались вместе, чтобы полюбоваться душевными страданиями юноши, как и сам он еще совсем недавно засиживался перед телевизором, многократно просматривая процесс какого-нибудь ренегата.
Зрелище начиналось выступлением обвиняемого, который унижался и пресмыкался, демонстрируя свое раскаяние. Он хватал за руки присяжных, благодарил их за справедливый процесс и наконец, истерично скуля, тщетно молил о прощении. Спектакль достигал кульминации, когда обвиняемый падал на землю, полз в сторону судейского стола и, целуя край мантии судьи, выл, стонал и даже терял сознание. Таков был заведенный порядок, и он всегда неукоснительно соблюдался: если какой-нибудь преступник лишался чувств раньше времени, это считалось дурным тоном, и публика чувствовала себя обманутой.
Подобные судебные процессы служили самым эффективным наглядным уроком, проводимым исполнительными органами, чтобы показать ужасную судьбу ренегатов.
Внезапно Халдан вспомнил о Файрватере-II. Человек, который чуть не сверг правление Трех Сестер, наверняка не выказал страха на процессе, а ведь, по определению присяжных, у юноши были те же признаки, что у Файрватера-II. Значит, он должен поддержать традицию. Гордость разожгла его гнев, и в пламени, охватившем разум, созрело решение.
На этот раз чернь насладится совершенно иным зрелищем.
Судебный исполнитель снова огласил свою формулу, поднимая на ноги собравшихся, когда в зал входил судья, а затем отец Келли с театральной торжественностью зачитал решение Папы.
— Прошу обвиняемого встать, — произнес Мэлок.
Халдан поднялся.