Ну что ж, у него не было другого выхода: покидая Ад, он оставил слишком много нерешенных вопросов. Как сказал когда-то Флексон, правда зависит от точки зрения, а Халдан сейчас находился в совершенно иной точке космоса, чем они. Нет, он не обвинял их в преднамеренном обмане, но Файрватер и его дочь всегда смотрели на все слишком субъективно. Зато притчи Иешуа были прозрачны, как кристалл, принимая во внимание свойство кристаллов преломлять свет. К тому же ни Халдан-IV, ни Иуда Искариот, ни Хал Дан никогда не отличались блестящей способностью к спектральному анализу.
Откровенно говоря, когда сразу после распятия он запихивал бесчувственное от наркотиков тело Иисуса в одноместную кабину, его мало интересовало, направляет ли он историю по новой колее, или пускает ее под откос. Точнее, ему было все равно. Если бы в минуту старта наступил конец света, он сам перестал бы существовать, но охотно принял бы даже такую развязку.
Вмонтированный в зуб приемник раздражал его все больше, но избавиться от зуба было невозможно. Любой дантист, увидевший под пломбой такое устройство, сразу примет его за шпиона и вызовет ФБР.
Как только агенты ФБР выяснят, что он уже триста лет является гражданином штата Джорджия, они станут долго раздумывать и тотчас уведомят ЦРУ. ЦРУ свяжется с Интерполом, а Интерпол наведет справки в Стамбуле, Дамаске, Риме, Париже и Москве (Не приведи Господи, они свяжутся с Тбилиси и найдут потомков Аллы Головиной). И, наконец, кто-нибудь сориентируется, что здесь что-то не так.
Можно было представить себе огромные заголовки в газетах, набранные отчетливым контрастным шрифтом:
ВЕЧНЫЙ ЖИД ОБНАРУЖЕН: «ЭТО ИУДА ИСКАРИОТ!!!»
Но у них волосы встали бы дыбом, узнай они, что Иуда Искариот — христианин!
Зуб опять начал подавать сигналы.
Как раз, когда Елена Патроклос задержалась на выходе, чтобы махнуть ему на прощание. Вечный Жид помахал ей в ответ и едва успел положить руку на стол, как ковбойский голос из зуба запричитал прямо в мозг:
«Как тяжело с тобою расставаться…»
Вызови он окончательное слияние высшей тезы с высочайшей антитезой, настал бы Великий День Очищения, и, возможно, только один профессор экономики из университета в Марстоун Мидоуз имел бы причины для недовольства.
Зуб меньше действовал бы на нервы, если бы хоть изредка передавал популярную или классическую музыку.
Он ничего не теряет, помогая Елене. Если благодаря ее организации в мире наступит покой, то, возможно, в мирных условиях наступит скорейшее техническое развитие? Даже если они ничего не добьются, само общество Елены не так уж плохо, тем более, что надо хоть как-то скрасить себе жизнь, ведь при нынешнем темпе развития науки пройдет по меньшей мере две тысячи лет, прежде чем он сможет сесть в космический корабль и улететь с этой нудной планеты.
Существовала, правда, еще одна возможность, которой он опасался больше всего. Может, придется ждать до самого Его возвращения и — пройдя настоящее чистилище — скитаться по Земле в образе вечного студента все следующие десять тысяч лет. Жизнь станет тогда совершенно невыносимой, тем более если его зуб будет постоянно передавать эти проклятые ковбойские песенки.
РАССКАЗЫ
Джек Вэнс
ШУМ
Капитан Хесс положил тетрадку на письменный стол и уселся на скрипнувший под его крепким задом стул.
— Это принадлежало одному из ваших людей, Эвансу, — капитан указал на потрепанную тетрадку. — Он оставил ее на борту.
— И больше ничего? Никакой записки? — с легким удивлением спросил Гэлиспел.
— Нет, сэр, ничего. При осмотре мы обнаружили только этот дневник. Гэлиспел провел пальцем по шероховатой обложке.
— Хмм… Непонятно.
— А что вы думаете об Эвансе? — осторожно поинтересовался Хесс. — На мой взгляд, довольно странный парень.
— Ховард Эванс? Вовсе нет. Он был грамотным специалистом. А почему вы спросили?
Пожав плечами, Хесс попытался точнее передать свое впечатление от Эванса: — Я считал его немного странным, вернее, излишне впечатлительным.
— Кого Эванса?.. — искренне изумился Гэлиспел, взглянув на дневник.
— Я позволил себе просмотреть его записи и…
— И у вас сложилось впечатление, что он был… немножко не в себе?
— Может, все, о чем он пишет, правда, — неуверенно проговорил Хесс, — но в каких глухих уголках космоса я ни побывал, а ни с чем подобным не сталкивался.