— А как он выглядел?
— Худой, высокий, с каштановыми волосами. С виду — невзрачный, но когда говорил, все его слушали. Не то чтобы он был болтуном, нет! Мы одинаково любили его и за молчание, и за беседы с нами.
Астронавт на мгновение умолк.
— Странно, спроси ты меня о ком-нибудь другом, я бы мог ответить: «Старик Джо — свой парень. Правда, частенько прикладывается к бутылке и болтает невесть что, зато отдаст тебе последний доллар». И тогда понятно, какой он, старик Джо. Но для Файрватера такие объяснения не подходят.
— А может, все-таки попробуете? — попросил Халдан. — Это для меня крайне важно.
Для него это было действительно важно. Юноша чувствовал себя сейчас, как последователь Христа при встрече с апостолом, и сгорал от желания узнать неизвестные подробности.
— Попробую, но ты все равно сейчас заснешь.
— Он любил смеяться? — спросил юноша, пытаясь пробудить память рассказчика.
— Он часто улыбался, хотя я ни разу не слышал, чтобы он смеялся. Но улыбка не самое главное. Мы любили его за внимание и за то, как он говорил с нами. Прежде чем сказать, он задумывался. Поэтому его слова всегда были мудрыми.
Он и не думал поучать нас, хотя, Бог мне свидетель, имел на это полное право. Зная, историю Земли лучше, чем кто-либо другой, он нисколько не заносился.
Что-то его угнетало. Иногда он смотрел так, что у человека появлялось желание подойти и приласкать его, но никогда не жаловался.
Однако не было у него и ложной скромности, даже доводилось слышать от него соленое словцо, но то, что он говорил, не было обидным. Как-то он сказал мне: «Сэм, знаешь, в твоих высохших яйцах хранится семя лучшего поколения, чем то, которое живет на Земле».
Это звучит не совсем прилично, но, глядя на молодых людей, я понимаю, что он хотел сказать.
Помню, стоял я как-то на вахте в штурманской рубке, а он пришел со мной поговорить. Расспрашивал о приборах, как ими пользоваться, доволен ли я судьбой астронавта. Я ответил, что каждый рад быть героем. На это он, как бы мимоходом, не задумываясь сказал кое-что, навсегда засевшее у меня в памяти: «До сих пор ваш путь был усыпан розами. Боюсь, сегодняшние розы будут последними».
И ты знаешь, он оказался прав! После каждого рейса у нас три дня отдыха на Земле, и мы думаем — это ровно на два дня больше, чем нужно. Да кому приятно, когда все отсаживаются от него за три—четыре столика, в какой бы бар он ни зашел.
Да, ты спрашивал о Файрватере! Так вот, он умел слушать, говоришь с ним, а он смотрит на тебя молодыми и одновременно старыми глазами, и ты, незаметно для себя, выкладываешь ему всю свою жизнь. При нем простой механик чувствовал себя капитаном.
Он был сдержан — ведь так это называется?.. — но понимал, сочувствовал… В общем, любил ближних. Ну как…
Астронавт задумался, подыскивая слова. Халдан хотел крикнуть, чтобы он поторопился, поскольку сознание юноши обволакивал туман забытья, и голос рассказчика долетал откуда-то издалека. Юноша отчаянно боролся со сном и успел услышать последние слова космонавта:
— …как если бы это был Иисус.
Проснувшись во второй раз, Халдан услышал новый незнакомый голос:
— Эй, труп, подъем! Подъем! Живо! Подниматься наверх и ждать наготове!
Борясь со сном, Халдан медленно уселся на койке. Кто-то позаботился о ремнях, и только центробежная сила удерживала его на постели.
Подняв лицо к падающему из отверстия свету и слыша подгоняющие окрики, Халдан слез с койки и принялся взбираться по трапу.
Высокий астронавт протянул руку и помог юноше преодолеть последние ступеньки. Халдан, щурясь, встал в проходе, но закачался и чуть не упал.
Астронавт поддержал его за плечо, потом подошел к шкафчику, достал меховые сапоги и куртку, наподобие кухлянки.
— Надень это и хорошенько застегни капюшон. Мы снова в космосе, на внешней орбите Ада, высота тысяча километров. Через несколько минут доставим вас на планету. Ты в восьмой секции, и твоя буква «К». Видишь лампочку с номером восемь?
— Да.
— Когда назовут твою секцию, следуй по коридору за трупом «Джи». Буква вышита на спине. Спустишься в люк и займешь кресло с буквой «К», не забудь пристегнуть ремни. Остальное дело тех — внизу.
Космонавт оставил Халдана одного и пошел будить остальных.
Прошло несколько минут, во время которых последние паутинки сна покинули сознание, и к Халдану вернулась прежняя энергия. Долгий сон оставил после себя не больше следов, чем послеобеденная дрема Мозговой центр равновесия юноши без особого труда приспособился к отклоненной от вертикали силе тяжести, вызываемой центробежной силой. Халдан стоя одел выданное ему снаряжение.
— Внимание, внимание! — прозвучал голос по внутренней связи. — Внимание! Секция восемь, вперед марш!
Увидев «Джи», вышитое на куртке идущего впереди «трупа», Халдан, следом за ним свернул направо. Колонна, возглавляемая одним из астронавтов очень медленно двинулась вперед — ссыльные, отвыкшие от ходьбы, часто спотыкались. Через люк номер восемь они проникли в шлюзовую камеру орбитального челнока, прилепившегося к корпусу корабля-матки. Халдан шагал последним в цепочке «трупов».
Узкий люк впустил их внутрь челнока. Юноша отыскал в полумраке кресло с буквой «К», сел и пристегнул ремни.
Раздалось шипение пневматических клапанов, и через минуту люк был плотно задраен. Сквозь металлическую стенку до Халдана донесся голос из транслятора «Стикса»:
— Приготовиться к спуску восьмерки!
Затем издалека до него долетели последние слова, связывавшие его с Землей:
— Восьмой, старт!
С металлическим лязгом отошли захваты, люк ангара с шипением поднялся, и челнок, коротко разбежавшись, нырнул в космическую темноту в тысяче километров от Ада Они оказались в невесомости и провалились в темный, холодный, безвоздушный космос, притянутые огромной планетой.
Падения не чувствовалось. Халдан вытянул шею и заглянул в маленький иллюминатор.
Его глазам предстала замерзшая планета, приют земных изгнанников.
В бледном свете далекого солнца можно было разглядеть только часть планеты. Ночная сторона находилась в тени, а на освещенной Халдан увидел покрытую снегом поверхность, одной стороной упирающуюся в огромное черное пятно, на фоне которого выделялись облака. Халдан понял, что это океан. Но юноша изумился еще больше, когда сквозь облака разглядел сеть извилистых линий, пересекающих снежные поля.
Когда челнок приблизился к поверхности планеты, у юноши не оставалось сомнений. На белой поверхности континента отчетливо просматривалась система рек.
Реки Ада не были замерзшими.
Челнок слегка тряхнуло при входе в атмосферу, но приборы автоматически выровняли курс. Внутри салона заметно потеплело. Юношу слегка толкнуло вперед, когда аппарат вошел в плотные слои атмосферы. Появилась сила тяжести.
Они планировали вниз, вонзаясь в ночь Ада Солнце исчезло, но в небе неподвижно висела огромная луна.
Оказавшись далеко на теневой стороне планеты, челнок заложил крутой вираж и направился к маленькому огоньку прямо под собой, время от времени мелькавшему в разрывах туч. Аппарат сбросил скорость, описывая все меньшие круги, и, наконец, пробился сквозь густой облачный покров, под которым царила черная, безлунная ночь.
Челнок шел на посадку, сильно опустив нос. Халдан почувствовал, как полозья столкнулись со скрипнувшим снегом, и услышал металлический визг. Челнок подпрыгнул и слегка накренился, но тут же заскользил, замедляя скорость, по направлению к источнику света.
Халдан-IV прибыл на Ад.
Едва смолк скрип полозьев, юноша услышал, как кто-то взбирается на фюзеляж, и в следующую минуту дверь рядом с его креслом открылась, впустив порыв холодного воздуха и, казалось, сам густой мрак ночи.
— Выходить! Бегом! — долетел из темноты приказ.
Халдан, сидевший ближе других к двери, расстегнул ремни, встал и спрыгнул на твердый как камень наст.
Он очутился рядом с едва различимым в тусклом свете, падающем из салона, коренастым человеком. Злым охрипшим голосом он отдавал команды: