Вы хотели что-нибудь обо мне узнать, поэтому я попросила его преподобие Саймона Симплесса из церкви Св. Хильды близ Берри-Сент-Эдмундс в Саффолке написать Вам. Его преподобие знает меня с детства и очень любит. Также я попросила рекомендацию у леди Бэллы Тонтон. Мы с ней тушили зажигалки во время блицкрига; она ненавидит меня всей душой. Надеюсь, взгляды с диаметрально противоположных точек дадут более или менее верное представление о моем характере.
Прилагаю экземпляр биографии Энн Бронте моего пера как подтверждение того, что способна писать в ином стиле. Биография продавалась не слишком хорошо – по сути, вовсе не продавалась, но ею я горжусь больше, чем «Иззи Бикерштафф».
Если есть еще что-то, что убедит Вас в моих добрых намерениях, буду рада это предоставить.
12 февраля 1946 года
Милая Софи!
Маркхэм В. Рейнольдс, кавалер с камелиями, наконец материализовался. Представился мне, осыпал комплиментами, пригласил на ужин – и не куда-нибудь, а в «Кларидж». Я с царственной небрежностью согласилась («Кларидж»? Да-да, слыхала про такой), а потом целых три дня страдала из-за своей прически. Хорошо, что у меня есть прелестное новое платье, я хотя бы сэкономила на страданиях, что надеть.
Выражаясь словами мадам Хелены, «этот волос, он у нее никудышный». Пучок развалился. Изысканный узел тоже. Я уже готовилась водрузить на макушку здоровенный бант из красного бархата, но тут на помощь явилась соседка Евангелина Смит, дай ей бог всяческого здоровья. Через две минуты я была воплощением элегантности. Она гениально управилась с моими кудельками – собрала их и пустила по шее сзади, причем я спокойно могла вертеть головой. И этакой вот прелестницей и чаровницей уверенно отправилась на встречу. Даже в мраморном вестибюле «Клариджа» не оробела.
Но затем передо мной возник Маркхэм В. Рейнольдс, и пузырь моей самоуверенности лопнул. Маркхэм ослепителен. Честно, Софи, я таких еще не встречала. Печник и тот рядом не стоял. Маркхэм – загорелый красавец с яркими голубыми глазами. Потрясающие кожаные туфли, элегантный шерстяной костюм, ослепительно белый носовой платок в нагрудном кармане. Высокий – американец как-никак. С немного пугающей американской улыбкой в миллион зубов. Весь радушие и благорасположение, но отнюдь не добряк. Полон значительности и явно привык распоряжаться людьми – хотя проделывает это столь естественно, что никто ничего не замечает. Чтобы кто-то ему отказал? Нонсенс!
Мы сели за стол – в отсеке за бархатной занавеской, – и, когда официанты, стюарды и метрдотели закончили вокруг нас суетиться, я в лоб спросила, почему он присылал горы цветов, но не вложил ни единой записки.
Маркхэм рассмеялся:
– Чтобы заинтриговать. Если бы я прямо попросил о встрече, что бы вы ответили?
Я признала, что отказалась бы. Он приподнял бровь домиком. Его ли вина, что меня так легко обвести вокруг пальца?
Я была невероятно оскорблена собственной предсказуемостью, но он лишь опять надо мной посмеялся и завел разговор о войне, викторианской литературе – он знает, что я писала про Энн Бронте, – Нью-Йорке, карточках… Не успела я опомниться, как уже, очарованная до предела, купалась в лучах его внимания.
Помнишь, мы в Лидсе гадали, почему Маркхэм В. Рейнольдс-младший хранит инкогнито? Должна нас разочаровать: мы во всем не правы. Он не женат. И точно не застенчив. У него нет шрама через все лицо, из-за которого он избегал бы показываться при свете дня. На оборотня тоже не похож (во всяком случае, на костяшках пальцев шерсти нет). И он не беглый нацист (был бы акцент).
С другой стороны, может, он все-таки оборотень. Легко представляю, как Маркхэм гонится по болоту за невинной жертвой и не задумываясь ее сжирает. Надо будет внимательно понаблюдать за ним в следующее полнолуние. Он пригласил меня завтра на танцы – пожалуй, есть смысл надеть что-нибудь с высоким воротником. Ой, это же от вампиров! Перепутала.
По-моему, я слегка напилась.
12 февраля 1946 года
Дорогая миссис Моджери!
Передо мной лежит письмо от Джулиет Эштон, и я потрясена его содержанием. Правильно ли я поняла, что Вам нужна ее рекомендация? Что ж, извольте! Не скажу ничего дурного о характере Джулиет – лишь о ее здравом смысле. Таковой у нее полностью отсутствует.
Как известно, на войне как на войне, с кем только не столкнешься. Меня судьба свела с Джулиет – мы тушили зажигалки в самом начале блицкрига. Дежурили ночами на лондонских крышах и, если падала бомба, бежали к ней с ручной помпой и ведрами песка и тщательно гасили все искорки. Меня поставили в пару с Джулиет. Мы не болтали попусту, в отличие от других, менее добросовестных дежурных. Я старалась проявлять постоянную, неусыпную бдительность. Но тем не менее успела узнать многие подробности ее довоенной жизни.