- Ну, что там?
- Нашли убивца?
- Это маниак?
- Ой, батюшки, что ж нам делать-то?
- А кто умер?
Чечевицин мотал головой из стороны в сторону, как загнанный собаками бык.
- А ну расступись, честной народ! - гаркнул он. - Может, живы останетесь.
Осип гордо и неприступно смотрел поверх голов, пока не запнулся. Он живо сел в пролетку и уткнулся взглядом в широкую спину ваньки. Чечевицин рухнул рядом, и они покатили обратно к управе.
- Теперь не отвяжутся, - сказал следователь, оглядываясь на дом, возле которого бушевало людское море. - Начнут газету письмами бомбить, пороги обивать. Вот ведь праздное любопытство! Нет бы своими делами занимались. Чуть свежий труп - слетаются, как вороны.
Осип слушал его и чувствовал, как в нем вдруг рождается охотничий азарт. Кто убил? За что? Почему так сильно покалечил? Виновен ли в убийстве некий Колька Чародей? О, все это поинтереснее жалких будней провинциальных колдунов! Это вам не Юпитер в шестом доме! Вот она жизнь, вот загадка!
По приезде Чечевицин сел составлять отчет, а Осип вернулся к себе. Долго бродил по комнате, бросал тоскливые взгляды в сторону архива и никак не мог заставить себя взяться за дела. Наконец он плюнул и, накинув шинель, бросился в прозекторскую. Она находилась в отдельной избе, за управой. Внутри было чуть ли не так же холодно, как и снаружи. Кириллов уже приступил к работе. Распластанное тело бывшего профессора словесности белело на цинковом столе. Кириллов фальшиво напевал «Прощание славянки».
- Рановато явились, - заметил он. - Ничего еще не готово. И вообще Осип Ильич, это ж не по вашему профилю!
- Знаю, - беззлобно откликнулся Осип, юля возле Кирилова этакой лисой. - Но Андрей Андреевич сам вовлек меня в расследование. Так что я не отступлюсь.
Кириллов хмыкнул.
- Что ж, не мое дело. Раз уж явились, взгляните, до чего довел себя сей субъект.
Кириллов широко развел руками, словно приглашал отобедать. Осип едва удержался от крика. На теле профессора не было живого места - он весь был изрезан. Его обстругали, как прутик, срезали мясо с рук, ног, груди. Не хватало одной мочки уха, были отсечены верхние фаланги на мизинцах.
- Да-с, - сказал Кириллов, довольный произведенным впечатлением. - Тот, кто его изувечил, знал толк в отрезании плоти. И жена его в не лучшем состоянии. Кстати, с первого взгляда не видно, но у обоих отсутствует часть языка.
- А доконал их все-таки морфий?
- Похоже на то. Приняли смертельную дозу. Я проверил концентрации: сдается мне, покойные ошиблись при подсчетах. Не было у них намерения на самоубийство. Но это только гипотеза.
- Несчастный случай?
- Не скажите. А раны? Дело-то непростое.
Осип кивнул и еще раз обошел труп. Обручальное кольцо профессора небрежно лежало на полу, и он его поднял. И тут яркая вспышка заставила Осипа отшатнуться. Он закрыл глаза, застонал и провалился во тьму.
Сначала он не понял, где находится. Он видел перед собой три одинаковых лица - чужих лица. Курчавая бородка, запавшие темные глаза, зачесанные назад волосы. Человек сидел перед трельяжем и стригся. В зеркале показалась женская фигура.
- Сегодня? - спросил человек. Голос его звучал хрипло и тревожно.
Женщина кивнула.
- Геля, нам пора остановиться. Я больше не могу.
- Нет, можешь. Осталось немного.
- Сколько еще?
- Мы почувствуем.
Человек отложил бритву, словно боялся ее.
- Геля, прошу, давай прекратим! Я... я хочу жить.
- Даже без меня?
Человек замолчал.
- Да, - тихо сказал он.
Женщина развернулась и ушла, а человек беззвучно заплакал. Его руки тряслись, слезы вымочили бороду. Осип заметался в отчаянии: как ему помочь? Крикнуть? Но Осипа здесь не было - он где-то там, в другом месте. И почему-то ему сейчас так холодно. Кто-то трясет его. Оставьте меня! Отойдите!
Осип очнулся. Над ним нависли напуганный Кириллов и дворник Пастухов.
- Черт возьми, ну и шуточки у вас! - воскликнул Кириллов, отпуская Осипа.
- Что случилось? Почему я на полу?
- Это я у вас хочу спросить! У меня, конечно, многие падают в обморок, но вы-то здесь не в первый раз. И даже, предположим, вы уж очень нежны и падаете постоянно, но пульс куда делся?
- Пульс? - спросил Осип, тупо глядя на Кириллова.
- У вас не было пульса десять минут! Полная остановка сердца. Я уж думал, будет мне свежий труп, с доставкой прямо в прозекторскую. Вы что это удумали умирать?
- Я не умирал. Я уснул.
- Ничего себе сон! И что же вам грезилось?
Осип отстранил Пастухова и встал. Голый профессор словесности все так же лежал на столе. «Это он сидел перед трельяжем! - подумал Осип. - Я видел его. И он сказал жене, что не хочет умирать. Стало быть, она его отравила морфием. А потом отравилась сама! Вот что произошло».