- Гриша Трифонов. Отчество тоже надо? В протоколах все есть. И карточка на меня заведена. Вы вон в том ящике пошарьте, глядишь, найдется.
- Трифонов, - задумчиво повторил Осип. - Практикуете ясновидение, я правильно помню? Держите лавку в Дегтярном переулке.
- Верно. Только не лавку, а салон. Разница есть. Гадаю на банном листе, на святой воде, лечу от лихоманки, грудницы, спинной хвори, снимаю сглаз, порчу. И навожу оные, коли надобность есть. Читаю молитвы, заговоры на удачу, богатство. Клады ищу. Пропажи возвращаю.
- Потомственный колдун?
- А то! Бабка моя самого императора пользовала!
Осип иронически вздернул бровь. Колдун смущенно посмотрел в угол и пробормотал:
- Она так сказала, мне-то почем знать.
- Так, Григорий, - строго сказал Осип. - Теперь, когда я здесь, порядки будут другие, не как при Гурьеве. Я не люблю бардака и не допущу, чтобы вы морочили народу голову. Хотите на жабьих потрохах гадать - гадайте, но если услышу, что кого-то запугиваете или лечите всякой вашей отравой, в два счета лавочку прикрою. Это понятно?
- Чего уж тут не понять? - расстроено протянул колдун. - А Афанаська точно не вернется?
- Я же сказал, его перевели!
- А если на вас кирпичик упадет-с? На голову?
- Знаете что, Григорий, - у Осипа заплясала нижняя губа. - Угрожать мне не смейте, я ничего не боюсь.
И для солидности поправил кобуру, в которой лежал маузер. Пуль в нем не было, так, бутафория одна. Колдун и ухом не повел.
- Отогрелись? Уходите! - Осип почувствовал, что голос у него дрожит. Нервы, проклятые нервы. Пузырек с успокоительным остался дома. Боже, как он нужен! Ах!
- Нехорошо поговорили, - грустно сказал Трифонов и поплелся к двери. Ноги его не слушались, он косолапил и путался в полах пальто. - Вы приходите к нам, мы по четвергам собираемся в трактире у Калмыка.
- Кто мы?
Колдун неопределенно махнул рукой.
- Мы все, я и наши...
Осип ничего не сказал. Когда за колдуном захлопнулась дверь, он слабой рукой отер пот со лба. Какой же дурак, как глупо повел разговор! Кричал, хорохорился. Что теперь о нем будет думать этот Трифонов? А он, Осип, вовсе не слабак. Просто ему не повезло. Неудача, рок, фатум.
Два года назад Осипа Додонова повысили до следователя. После университета он, как это водится, ходил в помощниках, выслуживался. Работал под началом Аристарха Авдеева. Тот был хват, умел докопаться до правды, а уж в поиске улик ему не было равных. Осип бегал за ним по пятам, все в блокнот записывал. Авдеев был им доволен, доложил начальству и - раз! - повышение. Личный стол, недельный оклад десять рублей и маузер в пользование. Ему дали самому вести дело, и он напортачил. Запутался, не того взял, решил немного подправить факты в отчете, чтоб сходилось - узнали, всей управой распекали, хотели уволить даже, но Авдеев не дал. Сказал: не все потеряно, он с таким даром к сочинительству нам еще пригодится. И перевели Осипа в отдел по надзору за колдунами.
О, как он страдал! От стыда хотел даже повеситься. Купил на базаре самую толстую веревку, изучил скользящий узел, подготовил записку. «В моей смерти прошу не винить никого! Я не выдержал жестокости этого мира и ухожу». Привязал веревку в крюку, на котором раньше висела люстра, встал на табурет. Долго не решался. Грубая пенька терла шею. Как же мама? Сестра? Они не переживут. Но нет, раз уже взялся, надо доводить дело до конца. И Осип прыгнул с табурета. В этот страшный миг ему отчаянно, до визга захотелось жить. И тут потолочный крюк с грохотом вырвался. Осип рухнул на пол, весь в побелке, и вывихнул ногу.
Ковыляя на костылях в отдел, он радовался, что пронесло. Погорячился, сглупил, слегка наказан. Видно, есть Бог на земле. Спас от самого себя, не дал погубить душу. Осип решил, что надо проявить себя в отделе как можно более рьяно, тогда старые грехи забудутся, и он вернется к следственной работе. Он готов ждать, сколько надо - месяц, два. Даже три! Он терпеливый, он сцепит зубы и возьмет свое.
Потянулись скучные дни в отделе. Раз в три дня он и секретарь Зеленцов выезжали на местность, ходили по колдовским лавочкам. Дело было простое: переписать всех работников - год, месяц и место рождения, сословие, прописка - затем раздать памятки с указанием, что позволено, а чего не надлежит делать ни в коем разе. После этого в отделе на колдуна заводилась специальная карточка, и все. Осип погряз в канцелярской рутине и быстро увял. Утром он едва нес ноги на работу, дома вечером кидался на койку без сил и со злости грыз подушку. Пробовал запить - не пошло. От водки его страшно мутило, доходило до кровавой рвоты. Жизнь была не мила, колдуны опротивели, ни в чем не было забвенья.
Правда, один раз им пришлось выехать на происшествие. Какая-то баба приперлась к лавчонке колдуна Ивана Барсукова и принялась вопить, что тот испортил ей ребенка. Собралась толпа, кто-то догадался позвонить в полицию. Осип и секретарь Зеленцов на развеселом тарантасе за четверть часа долетели до места происшествия. Толпа к тому времени готова была уже растерзать колдуна, который заперся в своей лавке и орал, что никого не пустит. Кто-то притащил головешку и угрожал спалить хату, если тот не явит себя на свет божий. Осип выскочил из тарантаса и врезался в толпу.