На лице моей мамы появилась та ослепительная улыбка, с которой люди игнорируют чужие намеки.
– За выходные ты уже успела отдохнуть и взбодриться, дорогая.
Мы оказались в безвыходной ситуации. Мне хотелось провести вечер в компании живых мертвецов, а моя мама мечтала отправить меня погулять с живыми, но не мертвецами. Пора пускать в ход тяжелую артиллерию.
– Сандра, расскажи моей маме, где будет проходить вечеринка.
Рискованная просьба. Насколько я знала, Сандра хотела отвезти меня в особняк Грейси[2], чтобы пообщаться с мэром, и с учетом того, в каких кругах она вращалась, это выглядело не так уж неправдоподобно. Но все указывало на то, что обстановка на вечеринке будет отстойная.
– Давай, расскажи ей, – настойчиво повторила я, заметив, что Сандра колеблется.
– В заброшенном доме в Вильямсбурге, – ответила Сандра.
Я с триумфальным видом повернулась к маме, сияя, как свежеотполированный спортивный кубок.
– Заброшенный дом в Вильямсбурге. Слышала, мама?
Вызов был брошен. Мы с мамой уставились друг на друга в ожидании, кто сдастся первым.
– Желаю хорошо провести время! – пропела мама.
Моя собственная мать настроена против меня. Когда мы переехали в Нью-Йорк, она поставила мне лишь два условия: 1) хорошо учиться и 2) завести друзей. Тот факт, что Сандра стояла на пороге, должен был послужить для мамы достаточным доказательством того, что я завела друзей. Ну, ладно, одну подругу. В любом случае я выполнила невыполнимую задачу: подружилась с кем-то, перейдя в новую школу в предпоследний год обучения. Но для моей мамы вечеринка означала шанс найти еще больше друзей, таким образом, меня потащат в Вильямсбург.
Я переоделась (несмотря на протесты Сандры, я отказалась снять пижамную рубашку-«варенку», но дополнила наряд обрезанными джинсами и курткой), и мы ушли.
– Можно пройтись пешком, – предложила я.
Мы находились в Гринпойнте, всего в одном квартале от места назначения, и погода стояла хорошая.
– Хочешь, чтобы нас убили? – фыркнула Сандра.
– Здесь довольно безопасно.
Сандра рассмеялась, выразив тем самым все, что думает обо мне и целом Бруклине, и достала телефон.
– Ну да. Конечно.
Такси прибыло меньше чем через три минуты.
Мы забрались на заднее сиденье, где Сандра одновременно делала дюжину селфи для обновления своих страниц во всех социальных сетях и рассказывала мне, кто будет на вечеринке. Так же она вела себя во время школьных обедов, когда пересказывала мне все сплетни о людях, которых я до сих пор с трудом могла вспомнить, столкнувшись в коридорах.
Сандра решила, что мы подружимся, с самого первого моего появления в Манчестерской школе на уроке истории у мистера Инзло. Когда я села за парту, Сандра наклонилась и попросила одолжить ей карандаш – я сразу догадалась, что это лишь предлог для разговора, так как заметила карандаш в открытом переднем кармане ее лавандового фирменного рюкзака.
Сначала я удивлялась, почему Сандре захотелось подружиться со мной, но быстро поняла почему. Она не могла мириться с тем фактом, что в ее классе появилась девочка, о которой никто ничего не знает. Отличительной чертой Сандры Клермонт, как я вскоре обнаружила, было жгучее стремление знать абсолютно все обо всех.
Так что в тот день я дала ей немного пищи для пересудов. До Манчестерской я ходила в государственную школу на Лонг-Айленде. Мы жили там с мамой, пока не переехали в Нью-Йорк.
В отличие от большинства местных учеников я не считалась богатой, не носила какую-нибудь громкую фамилию и не получала стипендиальную поддержку. Я попала в эту школу лишь потому, что моя мама устроилась сюда преподавать историю Америки для старших классов. Так что да – у моей мамы талант заставлять меня ходить туда, куда мне не хочется.
Но теперь, пока мы с Сандрой мчались к Вильямсбургу, мое нежелание идти на эту вечеринку переросло в панический страх. Мысль о том, что вокруг меня будет столько людей и ни один из них не заговорит со мной, заставила мое горло сжаться. Хуже всего было, что мне придется притворяться. Притворяться частью их мира, похожей на них. Я уже собиралась соврать Сандре, что чувствую себя не очень хорошо, но тут такси подъехало к дому. Сандра выскочила из машины, и я поплелась за ней.
Мы подошли к заброшенному дому, который выглядел прямо как декорации к фильмам про городские страшилки конца 80-х. Все окна были заколочены досками, побитыми непогодой и испещренными граффити. На двери висели многочисленные таблички, на которых мелким шрифтом нас наверняка предупреждали держаться подальше. Дом был втиснут между закрытым складом и пустырем с табличкой «Продается» на сетчатом заборе.