Кабир замолчал. Все знали, что он пытается продолжить свой рассказ, но остальное не имело значения.
- Давайте поблагодарим Кабира за то, что он поделился с нами своей историей.
- Спасибо, Кабир, - дружно пронеслось в полумраке.
Еле различимые лица смотрят друг на друга, гадая, кто будет следующим. Но главный интерес представляет Джанджи. Единственное, что может разбавить однообразие здесь - вновь прибывшие. Каждый помнит свое появление. Каждый знает, что при этом чувствуешь: у тебя куча вопросов, которые ты пытаешься задать, но понимаешь, что их никто не слышит. Все, что тебе позволено рассказать - твоя история. Это не зависит от желания. Ты просто начинаешь говорить, как только тебя выбирают.
А однообразные приветствия и благодарности ты произносишь, сам того не замечая, будто тебя дергают за веревочку, как марионетку, безвольно замечающую, что ее рука поднята. Ты можешь желать закричать, обозвать, унизить оратора, но все, что ты говоришь по окончанию его рассказа, «спасибо».
Вначале ты поражаешься некоторым из историй и не желаешь находиться с их героями в одном «помещении». Ты не понимаешь, как мог оказаться «заключенным» рядом с ними. Презираешь их. Но потом перестаешь удивляться и негодовать. Лишь слушаешь... Это единственное, что отвлекает тебя от собственных мыслей и чувств, во власти которых находишься большую часть времени.
- А теперь давайте послушаем Джанджи.
Новенький оглядывается по сторонам, ища ответа в незнакомых лицах. Мы видим его изумление, когда он вдруг начинает рассказывать свою историю. И знаем, что он понимает, о чем говорит... Никто и никогда не объяснял нам, что именно мы должны поведать остальным. Все осознают, с чем сюда приходят, даже если раньше закрывали на это глаза. И как бы кто ни хотел поделиться самыми яркими и радостными моментами своей жизни, этого здесь не дано. Даже оставаясь наедине с самим собой, ты не можешь воспроизвести их в сознании, оно все заполнено твоей историей...
Я был единственным ребенком в семье. Еще в преддверии официального введения политики по контролю над рождаемостью мать с отцом были приверженцами подобных взглядов, отобрав у меня всякую надежду на братика или сестренку. Родители старались компенсировать мое одиночество бесконечной любовью, одаривая подарками и комплиментами. Они всегда говорили, что я самый красивый и самый лучший. Я им поверил. Замечать, как на меня смотрят окружающие, я начал, еще будучи в школе. Девочки мечтали, чтобы я подарил им хоть взгляд, мальчишки же завидовали моим силе и уму. Я пользовался популярностью среди и тех и других. Одни хотели стать моими друзьями, иные любовницами. Поначалу мне это было интересно и приносило радость, потом приелось и стало восприниматься как должное. Если встречалась строптивая девица, отвергающая мое внимание, я с презрением смотрел на нее и делал все, чтобы добиться расположения. Затем исчезал из поля зрения, наказывая за изначальное пренебрежение.
Я всегда получал, что хотел: игрушки, вещи, людей...
Закончив школу, я не мог поступить никуда кроме как в лучший университет на радость родителям и зависть окружающим. Закончив Бэйда по специальности психология, я начал практику в «Хунфэн».
Однажды ко мне на прием пришла девушка. Ее звали Суиин. Начав делиться своими проблемами с сожителем, она вызвала у меня острое отвращение. Ее история мало чем отличалась от других, но, возможно, она напала на не лучшее расположение моего духа. Честно говоря, порядком поднадоели эти безвольные клуши. А она оказалась последней каплей. Маленькая, ничем не примечательная женщина, терпевшая издевательства своего избранника, выглядела жалко и теряла все человеческое достоинство. Когда я спросил, что она хочет от меня, она сказала, что ждет совета, как изменить ее горе-любовника. «Зачем?» - спросил я. Она ответила, что любит. Для меня же очевидной причиной подобного стремления была ее никчемность. Страх ненужности и одиночества. Тогда я решил подтвердить свою догадку и предоставил ей альтернативу. Как один только я и умел, начал оказывать ей еле заметные знаки внимания и наблюдал, как простушка расцветает на глазах. Спустя несколько приемов она сообщила, что ушла от своего друга, и пригласила меня на обед, сказав, что угощает. Я согласился, сочтя трапезу заслуженной и довольствуясь успехом своего плана.
Суиин болтала без умолку, утомляя меня своей необразованностью и наивностью, граничащей с глупостью. Она старалась быть дружелюбной и выдавала все происходящее за банальное проявление благодарности. Но я-то знал истинное положение дел. Завершив посиделки, мы разошлись по своим делам.