Годы, проведенные взаперти, уже должны были обеспечить приличную сумму, но вестей об открытии клуба так и не было. Как-то Ови забрел в наш притон, и я решилась спросить о дальнейших планах. Он говорил, что возникли некоторые сложности. Он говорил и говорил... Тогда я решила, что либо сейчас, либо никогда. И соблазнила его. Это был единственный раз в моей жизни, когда я занималась любовью...
Прошло уже больше месяца после случившегося, а он все не появлялся. Я скучала. В тот момент я как раз покончила с очередным плешивым клиентом, вместо которого представляла себе Ови, как в квартиру ворвались полицейские и арестовали всех, кто в ней находился. После выяснения обстоятельств девушек отпустили, а амбалы остались дожидаться суда.
Овидайо удалось обнаружить по наводкам наших надзирателей. Я не могла давать показаний против него, поэтому под присягой утверждала, что находилась в притоне добровольно. Остальные девушки опровергали мои показания, и Ови осудили на два года. Я решила дождаться его из тюрьмы. У меня не было никаких средств к существованию, и мне негде было жить. Поступали предложения пойти прачкой или уборщицей, но подобное было не по мне. Тогда я занялась единственным делом, которое умела и любила, но в намного менее стерильных условиях. Вскоре у меня обнаружился СПИД.
Кто-то начинает считать собравшихся фактически друзьями, сроднившись за время в нашей бесконечности. Иные испытывают менее добрые чувства, устав от постоянного, лишь изредка разбавляемого, однообразия.
- Давайте поблагодарим Кассандру за то, что она поделилась с нами своей историей.
- Спасибо, Кассандра.
Высвеченные во мраке лица вновь оглядывают друг друга, думая, кто же из оставшихся начнет рассказ.
- Джемма, теперь ты.
Самым счастливым временем в моей жизни было детство. Мы жили в большом доме у наших собственников, относившихся к нам почти как к родным. Мама следила за хозяйством, бабушка трудилась кухаркой, отец с дедом заведовали ремонтом и вкалывали на поле, попутно следя за остальными рабочими, а мы с сестрой всегда были на подхвате.
Но Гражданская Война разрушила идиллию, унеся жизни всех моих родных и хозяев кроме Деспины, младшей дочери наших владельцев. Она была старше меня на пять лет и к концу сражений стала двадцатилетней красавицей и единственной владелицей имения. Она была благосклонна ко мне и предложила остаться помогать ей на условиях добровольного найма. Деспина исправно платила, сколько могла, и была всегда добра и приветлива.
Вдвоем сложно было справляться с огромными территориями, захиревшими еще во время войны. Поэтому Деспина приняла решение продать поместье и купить ткацкую мануфактуру. Дела пошли в гору, и я во всем помогала своей теперь уже соратнице и подруге, попутно учась основам управления и ведения дел. Но спустя шесть лет Деспину хватил столбняк и свел ее в могилу. Мануфактуру я переписала на себя, подделав документы, будто она передала мне ее еще при жизни. Став полноправной хозяйкой производства, я смогла применить все свои деловые качества. Трудности поджидали на каждом шагу, но я стоически преодолевала их. Они были связанны со многими аспектами, включая мой юный возраст и цвет кожи. Клиентов и партнеров отталкивали мое происхождение, пол и годы, поэтому пришлось нанять белого презентабельного мужчину, чтобы он представлял мои интересы перед ними. Я сделала все, чтобы мое дело стало успешным. Наградой были деньги, коих я в жизни не видывала.
Спустя несколько лет я смогла позволить себе все. Дом, шикарные наряды, всевозможные развлечения и кушанья. Все это было моим. Когда-то я считала, что, обретя богатства, буду помогать тем, кто обделен судьбой. Но, получив огромное состояние, подумала, что пока мне его и самой недостаточно. Поэтому речи о том, чтобы делиться с кем-то еще, и идти не могло. Так что я продолжала вкушать плоды своих стараний в одиночку. Я тратила деньги направо и налево, не зависимо от того, нужно мне было то, на что за раз выбрасывала годовой доход обычного чернокожего американца, или нет.
Теперь я стала хозяйкой и нанимала на работу прислугу, обихаживавшую меня со всех сторон.
Помню, как-то проходила мимо витрины антикварного магазина, возле которого ошивалась побирушка. За стеклом сверкал старинный канделябр, отделанный перламутром и жемчугом, привлекший мое внимание. Я зашла в лавочку и, не раздумывая, взяла полюбившуюся побрякушку. Выходя наружу, я натолкнулась на эту оборванку, протягивавшую свои давно не мытые руки. Она смотрела голодным умоляющим взглядом, прося денег на хлеб. «Иди работай!» - презрительно фыркнула я, стараясь не касаться ее отвратительно разивших лохмотий. Ведь каждый пенни я получила заслуженно, а она хотела завладеть всем задарма.