— Немыслимо! Банда придурков приперлась на кладбище, чтобы почтить память «выдающегося» придурка. Да у них солома вместо мозгов.
— Ничего не поделаешь, традиция.
— Лично я пойду и нассу на его могилу. Ничего другого он не заслуживает. Гордиться ему нечем.
— Он не мог поступиться убеждениями.
— Он все знал. Со времен Жида[5] и Руссе.[6] Я рассказал ему о Сланском и Клементисе. Он промолчал. Ему было известно о Кравченко.[7] И он осудил Кравченко. Ты можешь понять и оправдать подобное? Бегать в своре, улюлюкать в общем хоре. Презирать жертв. Отрицать правду. Не есть ли это чистой воды поспешничество? Он был негодяем.
Павел умолк и тяжело задумался.
— Хотя… не мне тебя учить.
— Я не понимаю.
— Худшая вещь на свете — неблагодарность. Мы выживали, потому что они нас подкармливали, подбрасывали деньги.
— Кто?
Павел поднял на меня глаза, решив, что я придуриваюсь, понял, что это не так, и снизошел до объяснений:
— Оба. Кессель[8] и Сартр.[9] Доставали нам переводы, всякую мелкую работенку. У них был широкий круг знакомств среди главных редакторов газет и журналов. Мы работали добросовестно, выполняли нормы. Когда оказывались на мели, они платили домовладельцам и улаживали дело с судебными исполнителями. Куда было деваться? Мы все потеряли, а без них кончили бы жизнь клошарами. Когда Сартр ослеп и перестал выходить из дому, стало намного сложнее. Но два года назад они выручили Владимира. Помнишь его?
— Как сейчас.
— У него были крупные неприятности.
Ему не терпелось все мне выложить. Я вспомнил, как Владимир Горенко раздавал еду в задней комнате «Бальто».
— Так что случилось с Владимиром?
— До ухода на Запад он руководил нефтеперерабатывающим комплексом в Одессе. Во Франции он получил статус политического беженца. Работы не нашел — ни одно предприятие не захотело нанять его, даже те, с кем он вел дела. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему. Знаешь почему? Они опасались Москвы, не желали портить отношения. На словах эти люди обличали коммуняк, но дела с ними делали. Маркюзо, хозяин бистро, — ты его помнишь, он был хороший мужик — нашел Владимиру жилье, комнатку для прислуги, у колбасника на улице Дагер. Владимир вел его бухгалтерию.
— Хозяин платил ему колбасой и полуфабрикатами. Платил — громко сказано: Владимир вечно ворчал, что тот отдает ему остатки, которые так и так пошли бы на выброс.
— Все верно, но мы поживились той колбаской — Владимир со всеми делился. Это так, к слову. Следом за колбасником Владимира стали нанимать другие торговцы. У него образовалась своя клиентура, дела шли хорошо. Местным бухгалтерам это не понравилось, и они накатали на него донос. У Владимира масса достоинств, но диплома Политехнической школы у него не было, и чужих мнений он в расчет не принимал, полагая, что всегда и во всем прав. Одним словом — не дипломат, сам понимаешь. Делу дали ход, появились дознаватели, Владимир вышел из себя и, вместо того чтобы прикинуться пнем, повел себя заносчиво: «Я не боялся КГБ, я выжил в Сталинграде, так что вас и подавно не испугаюсь. Я работаю, плачу налоги и чихать на вас хотел!» Он закусил удила, никого не слушал, хотя многие его предупреждали. Не поверишь, что случилось, — его посадили. За осуществление незаконной деятельности эксперта-бухгалтера. Он разнес следователя в пух и прах, за что провел четыре месяца в предварительном заключении. Немыслимо! Держать в кутузке человека, владеющего то ли шестью, то ли семью языками. Все рухнуло. Знаешь, кто помог? Кессель пообщался со следователем, а Сартр заплатил штраф.
— И чем он теперь занят?
— Работает у того, кто на него настучал, вернул всех клиентов, но диплома ему не видать как своих ушей.
— Саша несколько раз об этом упоминал, но я не догадывался, что они вам помогали.
— Я думал, вы с Игорем друзья, но не знал, что ты был близок с Сашей. Никто его не любил… Он…
Павел поймал мой взгляд и оборвал фразу. Мы сидели в шумном зале и молчали, не зная, что делать с призраками прошлого.
— Я дружил с обоими.
— Да ну? Верится с трудом. Невозможно было иметь в друзьях и того и другого.
— А мне вот удалось. Саша однажды рассказал, что Кессель покрыл его долг за комнату, когда он в очередной раз просрочил дату платежа, но денег просить он у него не осмеливался.
— Кессель был великодушен. Выручал нас до самой своей смерти в прошлом году. Видишь, я тоже веду себя как мелкотравчатый мерзавец. Не стоит ничего ждать от людей. Делаешь кому-нибудь добро, а тебе плюют в рожу. Я не могу забыть того, что Сартр сказал, что дал понять, и, главное, того, о чем он умолчал, — это сильнее меня. Сартр был негодяем, салонным революционером, но щедрости и великодушия ему было не занимать. Впрочем, не все можно компенсировать деньгами.
5
Андре Жид (1869–1951) — французский писатель и драматург, лауреат Нобелевской премии (1974).
6
Давид Руссе (1912–1997) — французский писатель. Во время Второй мировой войны был депортирован в Германию (1943–1945).
7
Виктор Андреевич Кравченко (1905–1966) — советский государственный и партийный деятель, невозвращенец. Во время Второй мировой войны был членом советской закупочной комиссии в Вашингтоне. Попросил политического убежища в США. Написал книгу «Я выбрал свободу», которая описывала коллективизацию и голод в СССР и стала серьезным ударом по Сталину. Левые друзья советского режима повели яростную атаку на автора. Жан-Поль Сартр написал пьесу, где говорилось, что Кравченко — агент ЦРУ. В 1966 году Кравченко погиб при подозрительных обстоятельствах.
8
Жозеф Кессель (1898–1979) — французский писатель. Сын врача, выехавшего из России в Аргентину в еврейское сельскохозяйственное поселение. С 1908 года семья жила во Франции.
9
Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (1905–1980) — французский философ, представитель атеистического экзистенциализма (в 1952–1954 годах Сартр занимал близкие к марксизму позиции), писатель, драматург и эссеист, педагог. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года (отказался от премии).