Ему действительно повезло: там он был бы вечно на вторых ролях, если не хуже – мир сидхе жесток. Здесь он будет первым. Ему это вполне по силам.
Из-за двери слышится удар и ворчание – Энакин проснулся. Кеноби довольно щурит ледяные глаза. Теперь он понимает, почему они так привязаны друг к другу и почему постоянно конфликтуют.
Лето и Зима. Холод и Жара. Они противоположности, которые неразрывно связаны друг с другом.
Они команда.
Они те, кто будет править миром, и никакой канцлер – ситх, – неожиданно рычит Кеноби, обнажая на миг острые белоснежные клыки, не встанет между ними.
В глазах джедая… сидхе… кружится буран, который бестрепетно встречает песчаная буря в радужках Энакина.
И плевать на всех ситхов, джедаев и просто политиков этой галактики.
– Здравствуй, падаван.
– Мастер!
Скайуокер бросается к нему, и Кеноби обнимает своего брата. И плевать, что не по крови…
Хотя… Кто знает?
II
Коди восторженно смотрит на своего генерала.
Кеноби всегда был ужасом на поле битвы, но сейчас он просто воплощенная смерть. У Вентресс не было и шанса, джедай просто расплылся в пространстве, и через два удара сердца женщина рухнула на землю, крича от боли в отрубленных конечностях.
– Ах, моя дорогая, как неосторожно, – мурлычет джедай, и Коди сглатывает: сейчас мужчина похож на разбуженного дракона, который обнаружил под носом обед. Росчерк меча ставит точку в короткой жизни Асажж, и клон свирепо улыбается: больше эта ведьма не нанесет вреда его генералу.
Кеноби кивает, смиренно принимая похвалу, заботливо проводит пальцами по потному виску снявшего шлем клона, проверяя на травмы, и Коди морщится – такое впечатление, что в мозг вонзилась ледяная игла. Он чуть пошатывается, но крепкие руки генерала помогают сохранить равновесие, клон трясет головой, приходя в себя – момент слабости проходит, оставляя смутное ощущение исправления чего-то неправильного, и джедай и его командующий идут к палаткам, праздновать победу.
Клоны отдают честь, с радостью поднимая кружки с алкоголем, и не замечают усмешку, прячущуюся в усах.
От них невозможно отвести взгляд.
Шив Палпатин – набуанец высокого происхождения. Он представитель одной из шести королевских семей. Он получил лучшее образование. Он известен своим тонким вкусом, к нему обращаются, желая услышать мнение истинного ценителя прекрасного.
Палпатин обожает оперу, картины и статуи, украшения и вообще предметы искусства и роскоши. Он знает язык цветов и может понять характер существа, просто проанализировав его облачение. Он слагает стихи, сам пишет свои речи, отлично рисует и даже поет.
А еще он ситх, поэтому некоторые представления о прекрасном у него довольно… своеобразные.
Он смотрит на стоящих в центре зала джедаев и умирает от желания подойти ближе и наложить на них свои руки. Во рту скапливается слюна, сердце пытается выпрыгнуть из груди, скованная железной волей Сила трепещет, словно раненая птица.
Они великолепны. Совершенны. Они должны принадлежать ему.
Только ему.
Никому больше.
Высший генерал Великой армии Республики магистр Оби-Ван Кеноби улыбается, и на глазах старого ситха проступают слезы. Эта улыбка выверена до предела. Она обещает неземные наслаждения, судя по реакции всех лиц женского или почти женского пола, но Палпатин видит больше.
В ней нет чувств и обещания взаимности. Это флирт, совершенно лишенный хоть какого-то сексуального подтекста, глаза джедая холодны, словно лед, но сенаторы, очарованные магистром, готовы вырвать свои сердца и бросить к его ногам.
Про кошельки можно даже не упоминать.
За плечом мастера широко улыбается свежеиспеченный рыцарь, по залу проносится новая волна стонов – сенаторы едва удерживаются от того, чтобы начать срывать с себя одежду. В этой улыбке жажда обладания, и Шив видит, на кого именно она направлена – на Падме Наберри, сенатора от Набу.
Картина складывается, и ситх довольно потирает ладони, пряча их в широких рукавах одеяния синего канцлерского цвета. Они будут принадлежать ему.
Скайуокер великолепен, но Кеноби… В мечтах ситха он сидит на троне, по обеим сторонам которого стоят на коленях его ученики. Прекрасные. Смертоносные. Истинное совершенство, покорное его воле.
Он сломает их, раздробит на части и выплавит в формах по своему вкусу, полностью переделывая так, как считает нужным. Они станут его мечами, несущими смерть всем несогласным, тем более страшную по сравнению с их внешней красотой.