Время шло. Мир стал маленьким, логичным и понятным, деревья раздались вширь, как и сам Кирилл, но он все так же с замиранием сердца наблюдал за разворачивающейся на огромном экране чужой жизнью. Вот только пусть доспехи и мечи рыцарей все так же блестели и сверкали, в их безупречность Кирилл перестал верить, как в непреложную истину, а мир из черно-белого окончательно стал серым.
Рассказанная задом наперед история вывернулась наизнанку, став из драмы просто лубочным фарсом, и повзрослевший Кирилл с грустью видел всю неприглядность того, как великая идея втаптывается в грязь политикой, а рыцари превращаются в чудовищ.
Впрочем, превращение рыцаря в дракона было понятным и даже закономерным, этого несчастного, не сумевшего совладать с собственными страхами, алчностью и самомнением Кирилл очень даже понимал: в жизни и не такое случается.
Вот только чего он не простил завершившейся скоморошьими плясками сказке, потерявшей мораль и выводы из этой морали, так это лицемерия.
Кирилл впервые возненавидел выдуманного персонажа, и для этого ему понадобилась всего одна фраза…
«Джедаи не освобождают рабов».
Одного этого короткого предложения хватило, чтобы Кирилл увидел как обесценивают и спускают в унитаз все те идеалы, к которым шел сквозь боль и потери белокурый голубоглазый фермер. Сказка оказалась матерной частушкой, и Кирилл оплакивал растоптанные светлые воспоминания, плюясь от ярости при одной мысли о почему-то считающемся насквозь положительным персонаже, а сейчас, смотрясь в зеркало, Кирилл с трудом сдерживал тошноту, но не матерные конструкции на десятке языков, с легкостью вылетающие из его рта.
Теперь его.
Кирилл понятия не имел, как и почему он стал Квай-Гоном, а привычно для джедаев валить все на Силу, ее волю и непостижимость он отказывался.
Джинна он и в той жизни терпеть не мог, а уж тут, покопавшись в той помойке, которой являлась память джедая, так и вовсе запрезирал, как совершенно отвратительного человека. Превозносимый поклонниками саги, поливаемый их соплями и слезами Джинн оказался совсем не таким положительным, как его расписывали фанаты. Чтобы это понять, Кириллу когда-то хватило поистине легендарной фразы о рабах, без малейшего смущения сказанной профессиональным дипломатом в лицо именно рабам, и того, как бодро джедай отпихнул не завершившего обучение падавана, тут же взяв другого, гораздо более перспективного, на взгляд Джинна, причем сразу же войдя в противостояние и с начальством, и с устоями. Уже здесь, переварив обрушившиеся на него воспоминания и знания, Кирилл вынужден был признать: это он о Квае еще хорошо думал, оказывается!
Если б Кирилла попросили описать того, чье тело он так неожиданно занял, то слова характеристики были бы по большей части негативными. Да, Джинн был действительно очень образованным и знающим, да и умелым джедаем. Его связь с Живой Силой была одной из сильнейших в Ордене: при его желании под ногами джедая земля просто расцветала и оживала на глазах. Он любил флору и фауну, спасал попавших в беду животных, находя для них время, силы и ласковые слова. Он являлся неплохим мечником: не великим мастером, как Дуку, Цин Драллиг и другие, но вполне себе крепким середнячком. Он имел хорошую память, умел вычленять главное из вороха второстепенного, мог подобрать правильные слова для разрешения конфликта. Джинн хорошо знал историю, любил изучать что-то новое, даже написал несколько научных работ. Он мог месяцами выживать в тяжелейших условиях, помогая нуждающимся и выполняя возложенные на него миссии.
Увы, при всех его достоинствах, назвать Джинна хорошим человеком Кирилл попросту не мог. Нет, Квай-Гон не был плохим, но и назвать его хорошим язык не поворачивался.
Неплохой дипломат, побывавший в прорве горячих точек и утихомиривший множество конфликтов, добрый и вежливый с чужими, к своим Джинн относился удивительно потребительски. Он был слеп к жизни своих собратьев по Ордену, не обращал внимания на их нужды и желания. Для Джинна существовало лишь его мнение: великий джедай – а это Кирилл был вынужден признать, скрипя зубами, – оказался банальным эгоистом, интересующимся лишь собой, а остальными – по остаточному принципу. Причем, что самое удивительное, эти слепота, черствость и равнодушие проявлялись не со зла, а потому, что просто Квай-Гон был таким. Кроме того, мистер Двойные Стандарты очень любил судить свое окружение, сразу ставя клеймо и не желая ни видеть, ни признавать ошибочность своих выводов.