Обычно Бэкхён не задумывался над серьёзными вещами. Серьёзность ни к чему, она приносит лишь уныние, но, возвращаясь домой с работы, парень ощутил, каково это — думать о своих проблемах и переживаниях. Сначала это очень неприятно, будто кто-то еду пересолил, но потом ты втягиваешься и совсем не замечаешь, что разбор ситуации помогает лучше понять себя и саму проблему. Бёну стало легче, когда он смог выговориться хотя бы себе, парень был так искренен в своих мыслях, что чуть не заплакал. Стряхнув остатки грусти и печали, Бэкхён открыл входную дверь, сразу почувствовав запах подгоревшей говядины. Парень неодобрительно покачал головой и по пути на кухню приговаривал:
— Хэджон, сколько раз я тебе говорил, что говядина — мясо нежное, и его легко…
— Это ты мне?! — рявкнула женщина, отвернувшись от плиты.
— Мама? — парень удивлённо изогнул бровь и направился к столу. — Почему ты готовишь ужин? С сестрой что-то случилось? — Бэкхён сел за стол, стащив из тарелки печенье.
— Размечтался! Она в своей комнате! — фыркнула женщина, выключив плиту. — Я решила, что мне пора снова привыкать всё делать самой… — она опустила руки, сжав подол фартука. Сейчас уже взрослая мама была похожа на провинившуюся школьницу. — Когда-нибудь вы уйдёте от меня, старой алкашки, а я останусь тут одна и даже яичницу себе приготовить не смогу.
— Мам… — Бэкхён уставился на свою мать, которая повернулась к сыну, совершенно не сдерживая слёзы.
— Я плохая мать… — её голос предательски дрогнул, и она прикрыла рот, зажмурив глаза.
Бэкхён вскочил из-за стола и обнял маму за её хрупкие женские плечи. По сравнению с ней, её сын был высоким, с широкими плечами. Его ладонь нежно погладила рыжие прядки. Эти жесты, так любимые многими женщинами, успокаивали беспокойное сердце, и вскоре домохозяйка перестала плакать. Она всегда знала, что её сын будет настоящим мужчиной и никогда не даст дорогих себе людей в обиду. Бён просто не осознавал, насколько же он хороший человек. «И его вырастила я», — эта мысль грела ей душу лучше, чем какой-либо алкоголь. Она была горда своим сыном.
Хэджон, сидевшая наверху, никогда не шумела. Для всех она могла быть шумной и незатыкаемой надоедой, но дома — тише воды ниже травы и не иначе. Делать в своей комнате было особо нечего. Обычные подростки в такой вечер гуляют на улице, но сейчас не то время, со всеми друзьями она поссорилась. Сидеть над уроками было сравнимо с пыткой, но просто лежать на кровати и пялиться в потолок — ещё хуже. Ким чуть ли не впервые за этот год села за уроки. Девушка не была отстающей в классе, просто зачем делать домашку, если её не проверяют, и она всё схватывает налету? Но Хэджон честно призналась, что если бы она делала домашку и усердно училась, то она могла стать лучшей в школе.
Сев за стол и сделав умный вид, девушка открыла учебник геометрии. Найдя в пенале линейку и транспортир, Ким не удержалась, насадила их на карандаш и покрутила. Отставив ребячество, девушка прочитала задачу, усмехнулась, потому что задачи про параллельные прямые её всегда смешили, и начала записывать условие. Хэджон даже на секунду показалось, что она учёный, который доказывает свою теорию и сейчас пишет отчёт. Снова прервав домашку из-за ребячества, Ким поправила свои очки, скрестила руки на груди и заявила:
— Если видно, что прямые параллельны, то как доказать это слепому? — Хэджон снова продолжила решать задачу, не переставая говорить: — Да, как же доказать слепому, что прямые параллельны? Если они будут пересечены секущей, накрест лежащие и соответственные углы равны, а сумма односторонних равна ста восьмидесяти градусам, то прямые будут… — Ким дописала последнее предложение и выкрикнула: — Равны! Так вот для чего нас учат решать такие простые задачи! Если вдруг мы ослепнем, то тоже сможем доказать, что прямые параллельны, вот это да!
— А мне только начало казаться, что ты стала нормальной.
Вздрогнув от голоса Бэкхёна, Хэджон повернулась к нему с лёгким удивлением. Брат держал в руках поднос с ужином, приготовленным с его помощью. Ким благодарно улыбнулась, когда парень поставил поднос на стол и потрепал её по голове. Бён был счастлив, одет по-домашнему и вообще, видеть его сейчас — было настоящим утешением. Хэджон ревновала своего брата и не скрывала этого. Мысль о том, что он станет ухаживать за кем-то другим, разбивала ей сердце. Но даже если такое случится, этой девушке безумно повезло. Бэкхён сел на кровать, разминая свою зудящую шею.
— Ты сегодня выглядишь иначе, — сказал парень, поправив свои очки.
— В каком смысле?
— Раньше ты бросалась на меня, когда видела, и ты никогда не делала домашку. Я чем-то тебя обидел?
— Нет, это не так, — девушка покачала головой.
— Придя домой, я был подавлен, но, ступив на порог и увидев маму плачущей, понял, что у нас у всех троих не задался денёк. Я ненавижу видеть, как вы грустите.
— Ты слишком идеальный, гадёныш! — Ким вскочила с кресла и, ударив брата в плечо, села рядом с ним.
Бэкхён приобнял сестру за плечи, прижавшись щекой к её макушке. В комнате почти не горел свет, только слабая лампочка на столе, поэтому парень не мог увидеть, как у Хэджон дрожит губа. Стоило ей оказаться в чужих объятиях, на неё нахлынули все воспоминания сегодняшнего дня. Она понимала, что поступила неправильно, но признаться в своей ошибке так безумно сложно, что слёзы сами катились из глаз. Ей было так одиноко, даже видя заботливое лицо брата, а вместе с одиночеством пришёл и холод. Бён винил себя за то, что его семья была в таком положении. Он думал, что в какой-то степени это его вина, ведь если бы его заработок был больше, возможно, всё было по-другому. Бэкхён любил своих маму и сестру, но что тогда будет с его мечтой? Неужто, под натиском вины, и теряются людские мечты?
***
Дождь так внезапно начался, к чему Сури была совсем не готова. Ни зонтика, ни кофты с капюшоном у неё не было, поэтому девушка бежала к дому Минсока промокшая до нитки. Она обещала принести дедушке её фирменный яблочный пирог. То, чего боялась Ли больше всего, случилось, её рубашка стала просвечивать её розовый лифчик, а ей совершенно не хотелось светить своим бельём перед дедушкой и Минсоком. Но раз уж такое случилось, нужно выкручиваться. Добежав до дома, Сури позвонила три раза и принялась ждать, пока кто-нибудь откроет. Через дверь девушка услышала медленные ленивые шаги, что выдавали в них дедушку. Сури была так рада, что сначала в таком виде попадётся ему, а не Киму — это было бы слишком смущающе.
Дверь открылась с небольшим скрипом, и Сури встретилась взглядом с тем, с кем боялась сейчас увидеться. Минсок тоже явно не ожидал, что увидит на пороге свою одноклассницу, ещё и в таком соблазнительном виде. Короткие волосы промокли и прилипли к лицу, с которого так медленно и дразняще стекали капельки дождя, белая рубашка просвечивала то, чего ему не следовало видеть. Ким тоже был достаточно мокрым, из-за звонка в дверь пришлось вылезать из ванны. В итоге волосы сырые, с шеи стекает вода.
— Заходи, не мёрзни, — устало произнёс Ким, открыв дверь пошире, впуская девушку внутрь.
Несмотря на то, что Сури было холодно и некомфортно в мокрой одежде, её румянец пылал,
как никогда. Минсок скрылся в другой комнате, пока девушка снимала промокшую обувь. Вернувшись с полотенцем, он протянул его Ли. Девушка сразу принялась вытирать свои волосы и одежду. Между парочкой стояла неловкая тишина, разрушаемая только кипением чайника. Последовав за Кимом на кухню, Ли положила на стол свой пирог. Он был в самом обычном пакете, но дождя смог избежать. Сури достала его, и по комнате разнёсся этот прекрасный запах домашней выпечки. Минсок вдруг вздрогнул, к нему снова пришли воспоминания. О том, что мама так любила готовить пироги для него и дедули. Запах был столь знаком, что сердце болезненно закололо.