Лиз работала быстро, не забывая, что Рэйли смотрит на нее, но и не обращая на это особого внимания. Это удивило ее, потому что обычно внимательное наблюдение делало ее настороженной. Обычно, когда ее в упор разглядывали в зале суда, это означало, что оппонент ищет слабое место в ее выступлении, или что-то такое в выражении лица, что может ее выдать. Было бы разумно быть настороже, и она так и не смогла решить, почему с Рэйли она чувствует себя так расслабленно. Она плохо знала ее… тогда, может быть, это потому что Рэйли уже видела ее в самом худшем виде? На коленях и в обнимку с унитазом.
— Боже, — пробормотала Лиз, почувствовав отвращение к себе.
— Что?
— Ох. Ничего. — Сказала Лиз быстро, недоумевая, когда она начала разговаривать с собой вслух. — Ничего. — Когда Рэйли непонимающе вскинула бровь, она добавила. — Я просто оплакиваю тот факт, что ты сегодня утром видела меня в такой неприятный момент.
— Да ладно, такое со всеми случается.
— Да, но многие предпочли бы притворяться, что с ними не происходит определенных вещей.
— Как, например, заболеть иногда?
— Ты знаешь, что я имею в виду. — Сказала Лиз, подавая Рэйли тарелку.
— Мне кажется, что тебе не нравятся ситуации, за которые отвечаешь не ты, и ты предпочитаешь все делать сама. — Сказала Рэйли.
— А ты нет? — нанесла встречный удар Лиз, предпочитая не спрашивать, как Рэйли пришла к такому умозаключению. Возможно, оно было верным, но увести разговор в другую сторону было лучше, чем ступать на скользкий путь, который мог привести к раскрытию персональной информации.
— Люблю ли я ответственность? Да, очень. Я думаю, это зависит от профессии.
— Может быть. Но я думаю, мы выбираем профессии так, чтобы они подходили к характеру, а не наоборот.
— По крайней мере, так говорят психологи. — Рэйли надкусила бублик. — Это самые вкусные бублики в городе. Можно мне немного содовой?
— Ах да, извини. Я не особенно хорошо умею принимать гостей.
— Вряд ли ты делаешь это хуже, чем я.
Когда Лиз открыла другой шкафчик, чтобы достать стаканы, Рэйли заметила пустые полки. Шкаф с тарелками гоже был почти пустой. Выглядело так, будто кто-то только что съехал отсюда. Лиз повернулась и, очевидно, заметила вопросительное выражение на лице Рэйли.
— Я живу одна, но только с недавних пор.
Рэйли взяла стакан, который Лиз протянула ей.
— Спасибо.
Лиз кивнула и села за стол.
— Никогда не знаю, что говорить в таких случаях. Можно было бы сказать, что я сожалею, но вдруг ты сама выгнала ее? Или может быть, она была просто соседкой по квартире, тогда мои слова будут чересчур дерзкими.
— Нет, не то и не другое, — сказала Лиз без всякой интонации. — Она была моей партнершей, и она бросила меня.
— Тогда — сожалею.
— Спасибо. Правда, я и сама не знаю, сожалею ли я, — задумчиво ответила Лиз.
— Это хорошо.
— Может быть. — пожала плечами Лиз. — Хотя я точно бешусь из-за того, что она ушла к женщине, которая моложе меня.
— Моложе? Ей что, двенадцать лет?
— Ты мне льстишь. Ты такая льстивая.
— Вообще-то я к этому не склонна, — сказала Рэйли. — Но спасибо. И я не шучу. Сколько тебе? Двадцать девять? Тридцать?
— Мне тридцать пять. Джулия завязала роман с двадцатитрехлетней.
— У Джулии явно какие-то проблемы.
— Звучит куда мягче, чем я это называю.
Рэйли усмехнулась. — Ну, я же не знаю Джулию. Если бы знала, может быть, сказала что-нибудь и похлеще.
Лиз засмеялась. — Мои подруги возмущены по этому поводу, и я обожаю их за это, но ни одной из них не удавалось заставить меня смеяться над этим. Я очень это ценю.
— Всегда пожалуйста. И я правда сожалею. Я знаю, каково это.
— Да… — Лиз стояла у раковины, притворяясь, что моет тарелку, когда вдруг почувствовала, что вот-вот расплачется. Что с ней такое? Она рассказывает все малознакомому человеку и теперь еще собирается расплакаться перед ним?
Надеясь перевести разговор в более безопасное русло, Лиз вытерла посуду, и когда снова была в состоянии себя контролировать, повернулась к столу.