диваном магнитофон) как дурачок (с немалым мастерством,
заметим) копирует мычание бумагу доклада прожевать уж
неспособного четырежды героя. Зачем? Спокойный,
вдумчивый мичуринец все созреванья стадии неторопливо
зафиксировал, дождался спелости товарной и чик-чик, срезал.
Одно движение руки.
- Да ты и не дотянешься дотуда, морда пьяная.
- На спор достану? Эй, Настя, разнимай.
Велели сделать рыжего и Ким его не упустил. Двести
шестая чистая, "то есть действия, отличающиеся по своему
содержанию исключительным цинизмом и особой
дерзостью... - наказываются лишением свободы на срок от
одного до пяти лет".
Ха!
И сам не засветился, через спортклуб привел и той же
черной лестницей (сначала на четвертый по боковой, там
коридором до малого спортзала, две двери и вас встречают
ароматами апрельскими цветущие зады родного института)
всю гопку, шайку-лейку, вывел.
Силен.
Ну, а потом общага, дружину под ружье и на полночи
шурум-бурум до потолка, чтоб никаких сомнений не
возникало, а чем же занимался командир отряда
комсомольско-молодежного в тот злополучный вечер? Чем?
Чем? Боролся за здоровый быт, конечно.
А глазки? Зенки как живые получились, с огоньком,
только не поломойку к месту пригвоздили, не тете Маше с
тряпкой подмигнули, увы, стал строить бюст голубенькие
собранью ежегодному отличников и именных стипендиатов.
Ох, засмущал, защекотал, игрун проклятый.
Такое совпадение. Да, без шума лишнего было бы
лучше, но с другой стороны, нет худа без э... м... ну, в общем,
не любили, приходится сознаться, не любили, товарищи по
ратному труду старлея Макунько.
Но, впрочем, все это домыслы, догадки, пища для
размышленья (жеванья и поплевывания) полковнику
П..т..икову. Кто виноват, был ли тут умысел или досадный,
обидный, запаркой и горячкой объяснимый недосмотр? Да,
это с одной стороны. С другой же, сомненья возникали по
поводу профессиональной попросту пригодности и
соответствия высокой должности и званию, такие, вроде бы,
надежды подававшего т.Макунько. Ну, в самом деле, нужен
ли, не то чтоб в Управленьи областном, вообще, так сказать, в
органах, болван, способный полагать, будто бы нечто, навроде
озаренья или прозренья может случаться, иметь место,
происходить с кем-либо, когда-либо, без надлежащей санкции
тех, кто, как говорится, компетентен?
Ах, опростоволосился, в калошу сел Витюля.
Спортсмен в плаще с кокеткой. Хорошо еще начальству (и это
несмотря на всю серьезность служебного расследования) так
никогда и не откроется вся пропасть мальчишества и
полоротости офицера в погонах с созвездьем скромным. Так и
не будет знать никто, что время коротали перед докладом
А...ский с Бл...овом, прослушивая вновь и вновь очередную
пленочку, на сей раз запись свежую беседы уполномоченного
с разжалованным активистом в кабинете ректора ЮГИ.
Особенно вот это место нравилось:
- Не помните?
- Не помню.
- А если постараться?
- Я стараюсь.
- А если поднапрячься?
- Напрягаюсь.
Тут старший званием демонстративно мять бумажку
начинал, а младший весело показывал глазами, мол, не
хватает, мало.
Ну, в общем, отпустить пришлось Госстраха, и
пропуск выписать, и извиниться в тот же вечер. Увы, увы. А
Кима, Потомка, инкогнито в рядах студенчества, не стали на
ночь глядя беспокоить. Лишь утром в квартире с видом на
проспект Октябрьский, необитаемой как-будто, но регулярно
посещаемой разнообразными субъектами (при абсолютном
безразличии к сему и участкового, и домоуправления) с
постели холостяцкой юношу подняли, цивильным не чета,
настойчивые, унтер-офицерские звонки зеленого, как мина
полковая аппарата.
- Можешь идти в общагу досыпать, - не представляясь
и не здороваясь, поздравил с окончаньем карантина
самодостаточный и грубый баритон, но, впрочем, тут же
потеплел и со смешком, вполне приятельским, добавил:
- А немчура-дружок тебя продал, сдал-таки, сдал фриц
недобитый.
Короче, пропустили дискотеку, пропустили оба такое
мировое мероприятие. А Лера Додд, помощник режиссера,
ассистент, исполнила служебный долг и потогонного
тропического ритуала не дожидаясь окончания, собралась под
там-тамы и кимвалы, во мраке, незаметно, сделать ноги. Уйти,
свалить, исчезнуть.
И надо было-то всего - тихонько юркнуть в красный
уголок, пакетик пластиковый со стола, не зажигая света,
прихватить, и ходу, ходу.
Но пас ее не зря, тень не напрасно неподвижную, что
справа у пульта весь вечер в поле зрения держал жиртрест,
герой сегодняшнего дня, Громов Толян.
Валера - только за полиэтилен, замочек щелкнул за
спиной, свет вспыхнул и снова, второй раз, батюшки, за этот
идиотский день, поплыло, потекло в улыбке сало.
Он приближался, он брать любил вот так, и по
другому просто не умел. А баба? Она, известно, всем дает, так
чем он хуже, елки-палки.
- Ты хоть бы выпить притащил, что так-то сразу?
Выпить? Кричать бессмысленно, все окна
зарешочены, замок только ключом можно открыть хоть с той,
хоть с этой стороны...
- Остался "Херес" наверху, ты будешь?
- Давай.
- Один момент, только без глупостей, договорились?
Щеколда щелкнула. Минута выиграна. А эта парочка
столов зачем в углу там друг на друге? Разминку проводили?
Репетировали танцы? Или же просто развернуться было
негде? Теперь не важно, главное - поставить на попа тяжелый
верхний... так, так... еще... еще... чуть ближе к подоконнику...
огонь!
Эх, только-только члены и кандидаты в члены
политбюро, работы исключительной издательства "Плакат", в
полном составе, дружно стали для улучшения обзора и
конвекции расстегивать партийный шевиот, девка-оторва
опрокинула, в окно столкнула двухтумбовый и вместе со
стеклом стальную халтуру, тяп-ляпство из гнутых прутьев
высадила.
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнем, - на теплый, пыльный суглинок
мая приземляясь, колени выпрямляя и отряхиваясь:
- Чао!
СУББОТА
часть третья
ЛЕРА
Он позвонил в субботу. Валера только-только
закончила беседу глупую и утомительную со свиньей,
внезапно объявившимся и алчущим общения немедленного,
тесного, подонком Симой Швец-Царевым.
- Ну что, кинозвезда, должок-то будем отдавать?
прохрюкал, прочавкал претендент очередной на обладанье
прелестями девичьими.
- Или ты думала, забуду и прощу? Ась? Плохо слышу,
повтори-ка? - был жеребец наредкость нагл и по обыкновению
решителен, Бог знает каким образом, с чего и почему, ей
отрицательное, красное выведя сальдо.
Себя же он явно чувствовал в плюсах. Еще бы. Вчера
за ужином в "Южбассе" под молодецкие коленца
"Мясоедовской", под коньячок со вкусом неутраченным
исходного продукта, который шкуркою лимонной и то не
сразу перешибешь, брат Вадик выдал младшенькому Диме,
извлек из накладного пижонского кармашка и бросил через
стол бумажку неказистую, измятую, однако, купленную
Симой, тем не менее, за деньги настоящие.
Для ощущенья жизни полноты, помучал чуточку, но
отдал. Кинул. Бери, сопляк. Скажи, спасибо.
Конечно, угодил в тарелку с шашлыком, но не
испортил этим настроение и аппетит единокровного, родного.
Наоборот, необычайно возбудил, взбодрил и даже окрылил
наследника традиций героических до степени, потребовавшей
скорейшей смены общей залы предприятья общепита на узкую
кабинку мужской уборной заведенья. Там оказавшись,
впрочем, Сима не стал рвать молнию и пуговки, в зеленых
бликах малахитовых щербатой плитки он почерком зазнобы
"мама мыла Машу" насладился, затем движеньем резким
отделил придаточные неуклюжие от главных безобразных,
отнял у подлежащих, пусть мерзкие, с ошибками