Северус положил в рот еще один цветочек из печенья, неторопливо его прожевал, глубоко вздохнул и аккуратно отставил чашку.
— А от меня вы чего ждете, позвольте спросить? Хотите, чтобы я вас утешил, погладил по голове? Поделился собственным опытом? Вы, вообще, осознаете, к кому пришли?
— Да все я осознаю, — досадливо отмахнулся мальчишка. — Я прекрасно представляю, как странно все это выглядит. И все равно: вот вы вроде как язвите, а я же вижу в ваших глазах понимание. И пусть я сам толком не могу разобраться, почему я вам обо всем этом рассказываю, но я больше ни с кем... А вот вам могу, сам не знаю почему, — Поттер устало посмотрел ему прямо в глаза. — И вы навестили меня в Мунго... И да, мне кажется, что вы нашли бы действительно дельный совет, потому что понимаете, — Поттер грустно вздохнул. — Я повторяюсь. Совершенно не умею объяснять. А может, все это и в самом деле бред.
Мальчишка поднялся и тяжело пошел к выходу из кухни. Снейп посмотрел на сутулую спину.
— Вы не допили чай, — сказал он. — И не собираетесь же вы оставлять мне надкусанное печенье?
Поттер, как ни в чем не бывало, вернулся и сел на свою табуретку. Чай они допивали в молчании.
Вот так и было положено начало их чаепитиям — нелепым, абсурдным и невозможным при любых других обстоятельствах. В следующий раз Поттер появился через две недели, и они вместе пили чай с чуть подсохшими шоколадными рогаликами. На риторический вопрос «зачем?» Поттер лишь пожал плечами. А потом Снейп ничего уже не спрашивал.
Поттер приходил нерегулярно: иногда — две недели подряд, а иногда не показывался месяц. По взаимному молчаливому согласию встречались они только по воскресеньям и сидели максимум по полчаса.
Встречи-чаепития протекали одинаково. Если с утра прилетала сипуха Поттера, то без десяти семь Северус ставил на конфорку чайник, вспоминал, что опять забыл купить чего-нибудь сладкого, садился с книгой у окна и принимался ждать. Поттер пунктуальностью не отличался и почти никогда ровно к семи не приходил, а на замечания должного внимания не обращал. Снейп неоднократно угрожал мальчишке отлучением от дома, но получал в ответ лишь не слишком искренние извинения, и в следующий раз все повторялось.
Чай они пили молча: тишину нарушали лишь звяканье ложечек о блюдца и стук зубов Поттера. К тому моменту как Снейп допивал последний глоток, Гарри мрачно дожевывал очередное печенье или конфету, которые сам же приносил, и начинал разговор, ради которого все это, собственно, и затевалось.
Говорили они о Джиневре, почти не затрагивая посторонних тем. Воскресенье за воскресеньем Северус выслушивал отчеты из жизни легкомысленной девицы: куда ходила, с кем виделась, что сказала бывшему возлюбленному, — Поттер то ли следил, то ли ему докладывал Рональд. Спустя каких-то полгода у Северуса появилось стойкое ощущение, будто он сам чуть ли не в бинокль подсматривает за каждым шагом мисс Уизли, — он и во сне мог рассказать, на какие цветы у девчонки аллергия и с каким сиропом она ест ванильное мороженое.
Но было бы неверным утверждать, что Северус участвовал в разговоре только ушами, — время от времени он и сам включался в монолог Поттера. Дело было в том, что еще больше, чем болтать о мисс Уизли, мальчишка любил строить планы. Он выдвигал бесконечные планы и стратегии, как бы вернуть бывшую возлюбленную, и вот тут-то Снейп уже с удовольствием вносил в разговор свою лепту. Он почти с упоением слушал, как Гарри собирался висеть на турнике минимум по пятнадцать минут в день и прочитать все знаменитые маггловские романы, чтобы поразить даму своего сердца широким кругозором. Северус отпускал саркастичные комментарии, давал насмешливые советы — «Ты еще заранее комплименты выучи!» — и прекрасно понимал, что ничего из перечисленного Поттеру невесту не вернет. Столь же хорошо осознавал это и Поттер, судя по улыбкам, с которыми он выдавал эти великие намерения.
Северус подумывал, что эти неосуществимые планы помогали Гарри справляться с беспомощностью, в которую его вверг отказ бывшей невесты продолжать отношения, а сам Снейп... Предлагая Поттеру зазубрить все любовные сонеты Шекспира и выложить под окнами Норы миллион алых роз, он вспоминал свои собственные, столь же нелепые юношеские идеи. Он думал о том, как восприняла бы из его уст поэзию Лили... А еще — хотя Гарри его заверял, что больше никому свои мечты не поверяет — Снейп серьезно подозревал, что все его друзья были уже просто не в силах выслушивать это бесконечное нытье.