— Сейчас ты понял, что твоя мечта не могла бы сбыться даже при наилучшем раскладе?
— Ну, примерно так. Пока мы с ребятами мерзли во время войны в палатке, я думал о Джинни… Думал, что она меня где-то там ждет, любит, хочет поцеловать. Я представлял, как, если выживу, мы будем жить с ней вместе в уютном теплом доме, вести тихое, размеренное существование… Не представляешь, как такие мысли грели душу.
— Отчего же, представляю. И знаю, к чему ты ведешь, — хочешь тактично намекнуть, что я сам так с детства привык мечтать, что любовь Лили станет наградой за все мои, кхм, страдания, что привык мучить себя несбыточными фантазиями, которые на самом-то деле неактуальны. Спешу огорчить: прямолинейнее не выразился бы даже Грюм.
— Я старался, — усмехнулся Гарри. — Но вообще, я думал, ты будешь кричать о своей вечной неувядающей страсти, а ты так… спокоен.
— Я уже почти старик, глупо отрицать очевидное. Да, я открыто признаю, что Лили была все это время прекрасным оправданием жить, ни к кому не привязываясь.
— Не преувеличивай, тебе всего сорок шесть… И так уж ни к кому?
— И да, — продолжает Северус, не обращая внимания на последний, явно риторический, вопрос, — мы оба жалки. Сожалеем о потерянном шансе, не пытаясь хоть что-то предпринять… Лелеем воспоминания, перебираем эти камешки, которые считаем драгоценными, хотя жизнь уже давно расставила все по местам.
— Да ты поэт. Но, согласись, как жить без мечты? Тем более что я, между прочим, пытался перестроиться, если ты помнишь Мадлен.
Северус предпочитает последнее не комментировать, и Гарри пользуется случаем, чтобы пуститься в размышления:
— Она была неплохая, чем-то похожа на Джинни по характеру… Не важно. Просто Джинни для меня — то же самое, что и Лили для тебя: мне ее никто не заменит. Я ее представлял в своем доме, наших общих детей, пока бегал от Волдеморта, я даже этим детям имена придумал… Так я что пытаюсь донести: я присматривался к женщинам, но не мог даже вообразить, чтобы хоть одна из них вдруг стала хозяйничать в моей квартире. Чтобы ее вещи в моем шкафу, чужой запах от соседней подушки… Бр-р.
— Похоже, ты будешь умирать в одиночестве.
— Похоже на то.
Гарри укладывается поудобнее и закрывает глаза, мурча от удовольствия: Северус гладит его по голове.
— Я еще подумал… Будь ты женского пола, я бы на тебе женился.
— Да что ты, — Северус без особого успеха пытается скрыть невольную дрожь в руках.
— А что? Мы с тобой вместе уже черт знает сколько лет, всегда найдем, о чем потолковать.
— Для брака этого недостаточно, — Северус пытается говорить непринужденно, но голос слишком напряжен. — Но, конечно, откуда тебе знать, что в глубине души я романтик и хочу большой и светлой любви.
— Я так и знал. Ладно, шутки шутками, но ты точно не пойдешь к Малфоям? Ты еще можешь успеть, если поторопишься.
Северусу хочется ответить: «Ну как я тебя брошу», — но он лишь встает и холодно говорит:
— Ты опять горишь. Я заварю тебе чай, выпьешь с медом.
— Во мне еще тот булькает.
— Без разговоров.
Он идет на кухню, ставит чайник, устало прислоняется лбом к дверце холодильника.
Со спины его обнимают горячие руки.
— Ты не представляешь, как я тебя люблю… — Он чувствует сквозь рубашку, как шевелятся губы Гарри.
Северусу требуется все усилие воли, чтобы не вздрогнуть.
— Ты не мог пять минут посидеть на одном месте?
— Мне Дин говорил, что Джин болеет точно так же. Вообще отказывается ложиться, так что я еще у тебя молодец.
Северус разворачивается и заглядывает в насмешливые зеленые глаза.
— Будь ты моим, я бы выпорол тебя по голой заднице.
— Прямо по голой? — ухмыляется Гарри, но его глаза темнеют.
Северус многозначительно изгибает бровь.
Гарри фыркает, Северус, сдерживая улыбку, разливает по чашкам чай.
Пока Гарри болтает ногами и со смехом рассказывает, как Дин загоняет в постель больную Джинни, Северус вспоминает, как они с Лили сварили первое Перечное.
Громко тикают часы, приближается Новый год.
Северус чувствует, что в новом году все должно быть хорошо.
Эпилог: полгода спустя
Северус был умным и дальновидным человеком. Он умел рассчитывать свои действия — и действия других — даже не пару шагов, а на сотню шагов вперед. Поэтому, как философски рассуждал он, ничего удивительного не было в том, что если он позволил Гарри сорить крошками на своей кухне, пачкать ногами обивку кресла и вытаскивать его из дома бог знает куда, то рано или поздно Гарри оккупирует и его кровать.