Каждое утро, листая тонкие странички «Пророка», Северус натыкался взглядом на фотографии несчастного. Мальчишка появлялся на публике неизменно угрюмым, нередко нахмурившимся и почти всегда один — можно было только догадываться, подчеркивали ли фотографы его одиночество случайно или нарочно. Иногда особо рьяные журналисты ставили рядом две колдографии «до и после», и контраст действительно казался разительным — Поттер словно повзрослел лет на пять.
Заголовки над этими снимками были один краше другого: «Герой снова одинок?», «Я всегда буду любить ее...» и «О женское жестокосердие!». Оставалось только гадать, откуда газетчики пронюхали о подробностях расставания «пары десятилетия». Имя Джиневры полоскалось, как грязная половая тряпка, теории о причине их разрыва превосходили одна другую нелепостью и трагизмом.
Газетная шумиха не вызвала у Северуса ни капли удивления — скандалы всегда продавались лучше историй о вечной любви. Впрочем, во всем этом буйном проявлении низменности человеческой натуры можно было выискать и кое-что полезное. Работники пера решили посвятить читателей не только в подробности личной жизни Гарри Поттера, но и поведать о его пути после Победы, и вместе с жадной до чужих печалей публикой решил восполнить пробелы и Снейп. Отточенная годами интуиция подсказывала, что это сомнительное знание может ему пригодиться.
Не сказать, что какой-нибудь откопанный журналистами факт стал для него настоящим откровением. Он и сам прекрасно знал, что после войны Поттер пошел в Аврорат, и лично присутствовал на том министерском банкете, когда герой заявил, что он и юная Уизли собираются в недалеком будущем сочетаться браком, — тогда Северус подозревал, что главной целью объявления было отвадить слишком навязчивых поклонниц.
Снейп хорошо помнил, как выглядел на том сборище Поттер, — цепкая память, ставшая его неотъемлемым качеством за годы шпионажа, не подводила и после войны. Мальчишка был одет в светло-фиолетовую, почти сиреневую мантию, держался скованно, чуть сутулился, а в самом конце торжественной речи его голос дал предательского петуха. Его невеста держалась не намного свободнее, но в целом выглядела довольной жизнью, и Северус помнил свой ужас, когда он — с чем-то подозрительно похожим на умиление — подумал: «Быстро его охомутали».
После этого полтора года было затишье. Поттер учился, потом его — еще до выпуска из Академии — взяли в престижную группу мгновенного реагирования, потом Джиневра стала профессиональным загонщиком. На все тех же газетных страницах не переставали мелькать колдографии: Поттер с Уизли и Грейнджер, Поттер в Норе, Поттер посещает Министерство, Поттер с визитом в Хогвартсе, Поттер — фальшиво улыбающийся, Поттер задумчивый, Поттер, прячущий лицо от папарацци... А потом и произошел роковой разрыв.
Рассматривая очередные картинки, на которых Джиневра держалась за руку либо обнималась со своим новым избранником, Северус ощущал невольное сочувствие. Пока он просил... Когда Лили отказалась его простить, он на себе испытал, что значит быть в центре любовного скандала. И пусть он так и не сумел стать для нее не просто другом, а о его позоре знал всего лишь весь Хогвартс, он сомневался, что в этом вопросе размер имел особое значение. Унижение, злость, стыд — он мог с точностью сказать, что чувствовал в эти месяцы Поттер.
А потому совсем не удивился, когда на первых страницах появились статьи о выходках брошенного любовника. Северус, безотчетно покачивая головой, читал о сумасшедших подвигах этого героя по призванию — Поттер кидался в горящие дома, безошибочно лез в самый эпицентр, рвался сражаться с древними чудищами и первым хватался за неисследованные артефакты. И Снейп прекрасно его понимал... И для него не стало неожиданностью, когда спустя три месяца Поттер оказался в Мунго в тяжелейшем состоянии, — если верить газетам, с проклятием сожженной кожи. Написанная рыдающим слогом заметка появилась в начале декабря двухтысячного года. Репортер, некий Эдди Кинди, оплакивал несчастного влюбленного и призывал предать остракизму ту, что «растерзала его сердце».
Когда Снейп развернул тот роковой номер «Пророка», было холодно, а ноги мерзли даже в тапках. Ему требовалось срочно сварить непростой Летейский эликсир, болела голова, и предстояла встреча с особенно придирчивым заказчиком. Северус раздраженно отбросил газету: зачем он вообще все эти месяцы забивал голову никак не касающейся его чушью?.. Мальчишка давно вырос, и он не был обязан... Минутный порыв охладила мысль, что придется пробираться сквозь толпы обезумевших поклонников.