— Но Предводителем-то был ты, — парировал Абрамов. — Стилет в куклу загнал тоже ты. И знаешь, что теперь поговаривают в кулуарах? Особенно те, кто присутствовал. Если всплывет и докатит до ушей оперативников, будешь ты Пашка вертеться, как уж на сковородке…
— Но надо же что-то делать! — глаза Леночки наполнились отчаянием.
— Ладно, — Пашка обхватил голову руками. — Кто-нибудь сомневается в том, что убил не я?
Все помолчали с минуту. Пашка счел это за ответ и продолжил уже более уверенно:
— Тогда вот что: первое, держать язык за зубами. Странно, что пока никто не проболтался ментам. Действительно странно. Отсюда второе — аккуратно узнать, почему все молчат о том, что было в подвале. И третье, раз уж мы почти знаем, кто убил…
— Знаем?! — перебил его Абрамов. — Я бы не стал вешать ярлыки раньше времени.
— Хорошо, — быстро согласился председатель. — Раз уж мы предполагаем, кто мог убить, нужно выяснить получше: куда эта четверочка направилась после нашего шабаша.
— Как ты себе это представляешь? — удивился Сема. — Подхожу я к Сохову и спрашиваю его по-дружески, мол, Сохов, не ты ли физика нашего придушил. Он же меня пошлет. Это если в себе будет, а если на него обкуренного нарваться, или еще хуже, когда он злой оттого, что шмаль достать не может, — это верный мордобой. Точно тебе говорю! Я у него один раз под горячую руку закурить попросил, если бы не парни из параллельного, он бы меня отметелил.
— Тут дело тонкое, — мягко улыбнулась Леночка. — Вы забыли, что у вас есть столь чарующие создания, как мы с Маняшей. И потом, на кой черт нарываться на Сохова. Вот Медведев, например, лапочка, — тут она бросила лукавый взгляд в сторону Пашки, видимо, пытаясь разглядеть на его челе следы ревности, но зря, тот блуждал в своих невеселых раздумьях и ее, похоже, даже не слушал. Леночка разочарованно вздохнула и перевела взгляд на Маняшу. — Я могу заняться Медведевым, а ты — Ульяной. Если она в чем-то замешана или что-то знает, наверняка трясется от страха. Рано или поздно один из них расколется. И тогда мы подумаем, как можно спасти Пашку, если на него все свалят.
— Да почему же на меня?! — встрепенулся тот.
— А потому! — резонно ответил ему Абрамов.
Глава 7
Варвара вытерла мокрый лоб и протяжно вздохнула: чинить машину, даже если ты теоретически знаешь, как это делается, — все равно занятие не для женщины. Винты все закручены так, что даже здоровенному мужику следует приложить немало усилий, чтобы их раскрутить. Она повертела свои перепачканные руки перед глазами. «Н-да, с моей комплекцией, с моей, черт возьми, тонкой костью можно еще год ковыряться, прежде чем я эту гайку хотя бы расшатаю!»
— Что, колесо спустило?
Она даже не посмотрела, кому принадлежит столь профессиональная диагностика, только буркнула пренебрежительно:
— Спустило! Да его же на куски разорвало!
— Н-да… — протянули за ее спиной. — Тут даже до шиномонтажа не добраться.
Варвара принялась вытирать руки уже не свежей (даже очень не свежей, а проще сказать грязной) тряпкой и ворчливо приговаривала:
— О чем думают производители этих машин? О чем? О том, что на их замечательной продукции Гераклы будут ездить?
— Ну, это дело поправимое.
Тут она глянула на собеседника и в прямом смысле обомлела — ну, никак она не ожидала встретить следователя в такой час да еще рядом с ее машиной. Ладно бы участкового — это еще куда ни шло, работа у него такая — вечерами по дворам шляться, но следователя из «отдела особо тяжких»… Впрочем, если учесть дела последних дней, творящиеся в школе ее дочери, ничего странного в появлении человека из такого заведения нет.
Пока она удивленно хватала ртом воздух, лейтенант Сулейко отстранил ее от колеса и легким нажимом ноги на гаечный ключ повернул гайку в нужную сторону. Все дальнейшее было делом мужской техники. Он присел перед колесом и прежде, чем продолжить ремонтные работы, глянул на нее снизу вверх:
— Маша в последние дни ведет себя как обычно?
Варвара пожала плечами намеренно демонстративно:
— Странно, что из полутысячи учеников поведение именно моей дочери вселяет в вас подозрения.
— Ну, почему же подозрения… — он явно смутился, уткнулся взглядом в колесо и принялся ожесточенно откручивать гайку.
— И еще странно, что вы запомнили, как ее зовут. Маняша что, на подозрении?
— Да нет, — усмехнулся Сулейко, — я и ваше имя, Варвара Константиновна, запомнил. Просто у вас семья такая колоритная.
— А, — легкомысленно отмахнулась она, — обычная итальянская семейка: много шума — и ничего. Но мы законопослушны. Ничего такого, что связывало бы нас с криминалом. Даже родственников на Сицилии нет.
— И все-таки, — он поднялся и принялся возиться со второй гайкой, — Маша очень странно отвечает на мои вопросы. Словно скрывает что-то.
— А вы желаете, чтобы девчонка в пятнадцать лет была предельно откровенна со взрослым дядей?
— Вообще-то… да… — Он помолчал и неуверенно добавил: — Тем более что взрослый дядя — следователь по особо тяжким преступлениям.
— Для них это не имеет никакого значения. Можете мне поверить! Следователей подростки презирают точно так же, как всех остальных взрослых.
— Если не больше, — буркнул Сулейко.
— У вас мания величия.
— Ага. Потолкаетесь с мое в нынешней школе, так не только манию, тут всякие фобии подхватишь. Мне за последнюю неделю таких гадостей наговорили, что смотреть на себя в зеркало не могу. Противно! И кличку даже придумали — Суслик! — он обиженно засопел. — Ну, скажите, какой я суслик?
Варвара подавила смешок. При всей своей симпатичности лейтенант действительно чем-то неуловимым напоминал именно суслика. Хотя чем, сказать она не могла. До чего же теперь дети образно мыслят!
— И если бы за спиной гадости говорили, — грустно продолжил следователь, — а то ведь прямо в глаза. Сидит эдакая прехорошенькая девушка, ногу на ногу закинет и смотрит на тебя так, словно ты грязь под ее ногами. Не знаю, как вы, а я теряюсь в такой момент. И как с ними разговаривать? Была б моя воля, я бы эту школу за километр обходил. Так нет же, послали в самое пекло. А разве детки наши современные снизойдут до того, чтобы со следователем по душам потолковать? Да, черта с два!
— Может, вы себя неправильно ведете?
Он застыл и озадаченно посмотрел на Варвару:
— В каком смысле?
— Ну… — она передернула плечами, — вы же не знаете их интересов. Тут нужно себя правильно подать. Только тогда можно рассчитывать на их расположение.
— А поконкретнее?
— Постарайтесь быть именно тем, кто вы есть: взрослым парнем, привлекательным офицером милиции, расследующим убийство. Можете мне поверить, заявите себя таковым, за вами будут ходить табуны почитателей, а сопливые поклонницы примутся визжать при вашем появлении и просить автограф. Не смейтесь, нынешняя молодежь — поколение боевиков. И все-таки они — дети. Будете себя вести с ними уверенно, они на вас молиться станут.
— И что же мне, изображать из себя Крутого Уокера?
— Нет, но суть вы уловили, — ухмыльнулась Варвара.
— Сомневаюсь…
— Пока вы сомневаетесь, будете у них Сусликом. Они ведь от представителя закона силы ожидают. Внутренней такой силы, понимаете. А если человек пасует перед сопливой девчонкой, которая только и умеет, что красиво сидеть, закинув ногу на ногу, — тут уж не обессудьте.
— Уж не знаю… ногу на ногу. Мне кажется, что они знают ответы на те вопросы, которые мне даже в голову не приходят. Они настолько другие. Более умные, что ли… — Сулейко поставил запасное колесо и принялся закручивать гайки.
— Думаете, они знают, кто убил физика и его бывшую супругу?
— У них, несомненно, есть свои версии. Но узнать эти версии просто невозможно. Тут броня какая-то. Я уже лоб расшиб, пытаясь пробить башкой эту стену молчания.
— Вы стихи не пишете?
— Бросил. — Он явно покраснел, из чего Варвара сделала вывод, что имеет дело не просто со следователем, а со следователем — самобытным поэтом. Но развивать тему его творчества не стала. Из жалости к автору.