«Да… — отвлеченно подумала она, — вот что значит пойти в сорок лет по бабам!»
— Здравствуйте, Василий Карпович, — она робко улыбнулась.
— Здравствуй, Маша. Так кто-нибудь объяснит мне, что тут у вас случилось?
Сохов вдруг резво вскочил на ноги и стремглав понесся к иномарке.
— Ну уж нет! — прорычал Пашкин отец и кинулся следом.
— От него не убежишь, — обреченно вздохнул его сын.
Однако Сохову удалось совершить невозможное: он вскочил в иномарку, когда та уже отъезжала от тротуара.
Василий Карпович вернулся к ним очень расстроенным.
— Ну ничего, — пообещал он, — я разберусь. Я номер запомнил. Я узнаю, кому принадлежит эта машина. — Тут он повернулся к сыну: — Может быть, ты прояснишь ситуацию?
— Да мы шли, шли, а он напал, — попыталась соврать Маняша.
— Вот как? — он явно не поверил. — Ладно, дома поговорим.
С одной стороны, Маняша, конечно, понимала, что Пашке предстоит нелегкий вечер, потому что отец из него душу вытрясет, чтобы удовлетворить свое родительское любопытство, и Пашку ей было жалко. Но с другой стороны, его же никто не заставлял тащить ее в этот сквер, да и вообще, он добровольно вызвался за ней ухаживать. А кто сказал, что любовь — штука легкая и безопасная?
Глава 16
— Понять не могу, как тебе удалось затащить меня сюда? — Варвара оглядела огромное фойе Театра имени Моссовета. — Катька, ну почему я здесь?!
— Ты прекрасно знаешь, что мой благоверный уже пять лет на любое зрелище покупает не два билета, а три. Извини, это давно стало его привычкой. И согласись, не самой вредной.
— Нет, — она усмехнулась, — я все-таки удивлена. Почему вместо того, чтобы помчаться на запланированную встречу с Ваней, я торчу в этом гиблом месте?
— Гиблом месте, — передразнила ее подруга. — А короткая передышка на любовной дистанции еще никому не вредила.
Варвара с ней не согласилась. Она испытывала прямо-таки физические муки из-за того, что ее оторвали от Ивана и бросили в это огромное полупустое фойе, где ей одиноко и холодно. Предстоящий спектакль уже наводил тоску, шампанское казалось кислым, конфеты пресными — словом, ничего она не желала более, чем вырваться отсюда, из компании навязчиво доброй Катерины и ее до тошноты галантного мужа, и понестись по улице навстречу мокрому ветру, туда, где в маленькой уютной комнате на большой кровати растянулся Иван.
Что он сейчас делает? Смотрит телевизор? Или заменил ее на свою юную Олю? — Мысль повергла Варвару в шок. Она затравленно зыркнула по сторонам, словно пыталась найти ответ на этот вопрос, но кругом медленно прохаживались люди — нарядные, веселые, беззаботные. «Да что со мной такое? — неожиданно разозлилась на себя Варвара. — Я же двух детей родила!»
— Носишься со своим Ванькой, как с писаной торбой, — проворчала сбоку Катерина. — Есть у тебя гордость-то? Посмотри на себя. На тебе же лица нет!
— А где оно?
— Понятия не имею. Во всяком случае, то, что у тебя сейчас вместо рожи, порядочные люди называют старческой задницей.
— Да ну тебя, — равнодушно отмахнулась Варвара. — Порядочные люди и выражений-то таких не слыхали.
— Я тебе серьезно говорю, — нудела подруга, — чем больше прыгаешь вокруг мужика, тем скорее он от тебя слиняет. Нужно быть стервой.
— Может, я все-таки пойду? — взмолилась Варвара. — Он ведь ждет. Я же обещала, что буду у него в восемь.
— Вот и пусть ждет, — Катерина схватила ее за руку, дабы подруге и в голову не пришло бежать из театра. — Ты не смогла. Пусть побесится.
— Ну это же глупо. Нам же не по шестнадцать лет.
— Вот именно, а ты до сих пор похожа на преданную комсомолку. Расслабься. Он от тебя получает не меньше удовольствия, чем ты от него…
— А если меньше? — ужаснулась Варвара.
— Да ну тебя, к этой фене! — возмутилась подруга. — Нужно дороже себя ценить, дурища!
— Я не хочу смотреть этот спектакль, — заупрямилась Варвара. — Он мне уже не нравится!
— Это премьера, ты еще ничего не видела. Места в партере, так что не выпендривайся, — произнесла Катерина тоном дантиста, уговаривающего боязливого пациента сверлить без заморозки. И чтобы как-то развеять нервозное настроение подруги, сменила тему: — Ну а как там в твоем Клубе?
Осознав, что от премьеры ей не отвертеться, Варвара протяжно вздохнула:
— Дело дрянь. Мне не доверяют.
— Что так?
— Я не произвожу впечатления брошенной жены. Слишком много на мне шоколада, — ворчливо отозвалась Варвара.
— А для чего тебе их доверие?
Ей показалось, что губы Катерины дернулись в легкой усмешке. Может быть, всего лишь показалось.
— Шура, бывшая Ванина жена, проговорилась, что там какой-то отсев, ну вроде пропускают только благонадежных. С ними потом работают, а всех остальных мотают по внешнему радиусу, пока сами не уйдут из Клуба. А вот для чего им понадобились благонадежные страдалицы — этого я пока не знаю.
— Что, ты не можешь изобразить страдание? — вскинула бровь Катерина.
— Я не актриса.
— Если любая женщина способна имитировать оргазм, то со страданием, уж поверь мне… стоит только постараться.
— Ну… не знаю. Это будет выглядеть дико. Приду и начну реветь белугой…
— Только не говори, что ты никогда не притворялась в постели, — усмехнулась подруга, но, посмотрев на нее, посерьезнела. — Не может быть! Варь, с тобой пора проводить сеанс психотерапии…
— Нет уж, — Варвара резко мотнула головой. — Чего-чего, а психотерапии с меня теперь на всю оставшуюся жизнь хватит. Даже слово это не произноси!
— Варвара Константиновна! Я вас узнал, — к ним подлетел высокий мужик, волоча за собой женщину в красивом черном платье.
Варвара по инерции расцвела в приветливой улыбке. И мужчина, и его спутница показались ей знакомыми. Особенно женщина. Знакомыми не из ближнего окружения, а из разряда тех, с кем она сталкивалась несколько раз в жизни. Причем с женщиной она сталкивалась совсем недавно, а вот с мужчиной…
— Ваша дочь, — помог ей тот, — Маша. У нее есть друг Павел. Так вот мы — его родители. Вспомнили?
— Ну конечно! — она неловко усмехнулась. У Маняши действительно есть друг Пашка, с которым дочь часто перезванивается и скорее всего вместе гуляет в компании, но вот облик его родителей напрочь выскользнул из памяти Варвары. Да и какая разница, если уж эти люди представились Пашкиными родителями, то, наверное, они-то в этом не ошибаются.
Мужчина не умолкал ни на секунду:
— Помните, полтора года назад мы вместе входили в родительский комитет. Еще пробивали вопрос с охраной лицея.
— Да уж… Меня потом вышибли оттуда за прогулы, смутилась Варвара.
— Вот-вот, — посерьезнел Пашкин отец, — нам взрослым все некогда, а дети сами по себе.
— Василий! — жена дернула мужа за рукав пиджака и, извиняясь, улыбнулась Варваре: — Вопрос воспитания — это наш самый болезненный вопрос.
— Еще бы, — ответила ей Варвара, — переходный возраст…
Теперь она вспомнила этого долговязого зануду, который был председателем родительского комитета в Маняшином классе. Только сейчас он лишь отдаленно напоминал того плотного господина, от речей которого у нее в свое время сводило скулы. Она еще тогда все время хотела повидать женщину, которая способна уживаться с таким скучным типом. Его страсть ко всякого рода подробностям и острое желание докопаться до самой сути любого пустяка выводили ее из себя. Заседания родительского комитета превращались в самую настоящую запротоколированную пытку. Собственно, поэтому она и перестала посещать это сборище активистов. Теперь Варвара увидела жену Василия Карповича — милейшая, ухоженная женщина, очень симпатичная, с глазами, полными живой энергии. Впрочем, Маняща, кажется, говорила, что к лучшему она переменилась совсем недавно. «Да! Этот Василий Карпович ведь уходил из семьи, а теперь, значит, вернулся. Не повезло женщине!»
Пока она так раздумывала, Пашкин отец, не переставая, нес свой авторитетный бред, к которому память посоветовала ей особенно не прислушиваться. Неожиданно он поперхнулся, покосился на отошедшую от них на два шага Катерину, подозрительно прищурил глаза, но потом спохватился: