Варвара оттолкнула его от себя, едва сдерживая злые слезы.
— Опять приступ патриотизма? — участливо осведомился Иван и подмигнул. — Тебе неприятно, что я собираюсь от армии косить, или то, что мне нравится идея посмотреть мир?
— Мне ты не нравишься! Больше ты мне не нравишься!
И она понеслась к лестнице.
С тех пор они не виделись. Никогда. Конечно, он звонил, даже приходил. Но Варвара была непреклонна. В душе она надеялась, что он задумается и поймет, чем ее обидел. И тогда все будет по-другому, тогда он найдет какие-то иные слова, чтобы извиниться, предложит, по крайней мере, выйти за него замуж. Однако он либо не задумался как следует, либо она была ему не так важна. Одним словом, через пару недель он прекратил бесплодные попытки с ней встретиться и исчез, разорвав все связи в институте. Больше он никому из приятелей даже не позвонил. Иван Литвинов сгинул, словно его и не было никогда. Варваре осталась от него лишь небольшая фотография, ну и, конечно, дочь. О своей беременности она по неопытности догадалась, лишь когда живот подозрительно округлился. Выяснилось, что срок уже большой — пятый месяц.
Родители пришли в отчаяние. Да и сама она тоже. Предложений по выходу из отчаянного положения было немного, в основном — оставить ребенка в родильном доме. Варвара перевелась на вечернее отделение, родила Маняшу и переехала жить к бабушке. Родители, боясь осуждения со стороны соседей, тоже быстренько совершили квартирный обмен. Об Иване Варвара больше не слышала.
И что теперь она должна рассказать Маняше? Конечно, если ставить на карту счастье дочери и ее отношение к глупому поступку матери, совершенному в ранней юности, то выбирать не приходится. Однако что изменится, если дочь узнает правду? Станет она от этого счастливее? Ведь где ее отец, все равно неизвестно.
Когда впервые возник этот вопрос, а возник он, когда Маше было три годика, она пошла в детский сад и там, узнав, что у детей есть не только мамы, но и отцы, поинтересовалась, где ее папа, тогда Варвара задалась тем же вопросом и решила выяснить местонахождение Ивана. Но ничего у нее не вышло. Его родители тоже переехали. Адрес брата в Калининграде она не знала. Ниточка оборвалась.
— Привет, Варвара!
Она замедлила шаги по ступенькам, подняла голову и… оторопела.
Вообще-то было от чего как минимум изумиться: Георгий, он же Гоша — ее сосед сверху, раз и навсегда снискавший у жителей всего дома звание «полного болвана» после одной памятной истории, происшедшей лет десять назад, застыл на площадке в позе манекенщика. Видимо, ждал от нее оваций. Причин тому было, по меньшей мере, две. Первая — огромные «рыбацкие» резиновые сапоги, натянутые до самой ширинки, вторая — абсолютно лысый череп.
— Что это?! — удивленно вопросила она.
— По-моему, очень живенько, — он провел ладонью по гладко выбритой голове. — Знаешь, замучила перхоть. Я тут подсчитал на досуге, сорок рублей на шампунь или пять на бритвенный станок, а?
— Долго думал?
— Не-а… минут пять. Ну? Что ты скажешь? — Он кокетливо шаркнул резиновой подошвой.
— Гош. А надо бы было. — Она не собиралась ему аплодировать. Не хотелось. Вид у него был даже для него самого крайне идиотский. Ну, представьте себе сорокалетнего мужика, рост под два метра, с лицом тупого энтузиаста, лысым черепом и в длиннющих резиновых сапогах. Да! Еще в куртке, стилизованной под шкуру далматинца.
Варвара с тоской подумала о том, о чем он мог забыть перед выходом из дома: например, как обычно, не закрутил кран с горячей водой, или не выключил утюг, или… хотя что об этом думать — даже если вернуть его назад в квартиру и заставить проверить все еще раз, он непременно забудет что-нибудь такое, что в голову нормальному человеку не придет. И сделает это не по подлости душевной, а исключительно по глупости.
— Иду на свидание, — гордо заявил Гоша.
— Ты?! — Она прищурилась, соображая, как должна выглядеть женщина, которая согласится провести с Гошей хотя бы пять минут наедине.
Впрочем, женщина ведь могла и не жить в их доме, вернее, в их районе. Во всяком случае, те дамы, которые живут в окрестных домах, и близко к нему не подойдут. Хотя бы из чувства самосохранения: с Гошей всегда что-нибудь происходит. По определению Маняши, он как раз из тех, на кого всегда падают кирпичи. Дом узнал Гошу именно так — бабка Нюра по оплошности уронила с балкона горшок с фикусом аккурат на проходящего по тротуару Гошу. Благо, что горшок не кирпич — пластмассовый, хоть и большой, словом, голову пострадавшему не проломил.
Впрочем, за свое бренное существование Гоша получал от судьбы и кирпичами, причем в прямом смысле. Но речь не о том. Итак, этот субъект в «рыбацком прикиде» намеревался пойти на свидание.
— Как тебе удалось? — резонно спросила Варвара.
— Вот! — Гоша выудил из-за пятнистой пазухи газету, деланно развернул и с напыщенным видом протянул ей. — Там я красным карандашом обвел.
«Уверенный в себе москвич без вредных привычек, рост 190, глаза голубые, внешность Горца, желает познакомиться с землячкой до сорока лет любого телосложения, с целью создания семьи».
— С землячкой, в смысле «с гор», что ли? — Она вернула ему газету.
— Ну как тебе объявление? Клюнула бы?
— Я?
— А хотя бы и ты?
— А ты уверен, что похож на Дункана из клана Маклаудов? Мало того, что Горец красивый, он еще и темноволосый. С длинными черными волосами, а у тебя, прости, волос совсем нет.
— Горцев в этом сериале как собак нерезаных, — пожал плечами Гоша, — я просто не уточнил, на которого из них похож. Увидит, сама поймет.
— Ну, если так… — Варвара махнула рукой и пошла вверх по лестнице, бросив ему: — Удачи!
Хотя удачи в данной ситуации следовало бы пожелать его избраннице. Да даже не удачи, а просто крепкого здоровья.
Глава 2
— Познакомились мы в метро. Он возвращался с вечеринки, задремал. Конечная остановка, в вагоне только он и я. Я вижу — парень приличный, немного пьяненький. Ну, тогда сами знаете какие времена были. Если нашли бы его в метро в таком состоянии, сразу отволокли бы в вытрезвитель. Вот я его под белые руки и к выходу. Оказалось, что он живет на другом конце Москвы, в общежитии медицинского института. Он тогда на третьем курсе учился. Куда его такого? Привела домой. Родители, конечно, в крик — на дворе половина первого. Я им объяснила, как могла. В общем, положили мы его спать. Наутро он поблагодарил и ушел. А через неделю снова появился. Представляете, звонок, я открываю дверь, а он мне с порога огромный букет в лицо. Как сейчас помню — розовые хризантемы. И запах такой, знаете… свежий…
— Вы поплачьте, поплачьте. Не стесняйтесь, вам нужно выплакаться. Лида, принесите водички, пожалуйста.
— О господи! Сейчас вспомнила, просто как наяву вновь пережила. Мы так любили друг друга. Я не знаю, что произошло.
— Давайте не будем торопиться с выводами. Вы начали встречаться?
— Да… Это была настоящая сказка. Он романтик: дарил цветы на последние деньги. Подарит, а потом голодает до стипендии. Я, когда это поняла, сразу и предложила, мол, чего мучиться, давай поженимся. Все равно же любим друг друга до безумия. А если отношения оформим, там и родители помогут, да и вообще, чего время зря терять. Он очень обрадовался. Признался потом, что сам бы ни за что не осмелился мне предложение сделать. Ты, говорит, москвичка. Мало ли чего заподозрить можно. У меня площади нет (он из Горького сам). Ну, чего там заподозрить, когда такие чувства. И в этом смысле ничего я не могу сказать, мы действительно поженились по любви. Свадьбу сыграли как положено. Потом первый сын родился, через два года дочка… Извините за слезы.
— Ничего страшного, не стесняйтесь. Плачьте, сколько душа требует.
— И жили так до последнего года, ну просто душа в душу. Ведь у него на работе столько девиц молодых: медсестры, врачихи только после института. А он — ни-ни. Из больницы сразу домой. И по пути всегда в магазин зайдет, купит и картошки, и хлеба, и тортик к ужину обязательно… Я ведь видите с фигурой какой — на этих тортиках как на дрожжах вширь ползла. Может, поэтому все и случилось…