Когда я приехал в Лондон, там была пустота – Стивенсон уехал. Она не могла быть заполнена, пока он не вернется, а он никогда не вернется. Я видел эту пустоту снова на днях в Эдинбурге. Он не обязательно был самым великим, я так не думаю, но среди всех людей, которых мы видели, мы больше всего хотели бы, чтобы он вернулся. Если бы он прожил еще год, я бы с ним встретился. Все планы складывались, чтобы посетить Ваилиму (усадьба Стивенсона на Самоа), «остаться на этих берегах навсегда», как он написал, или что-нибудь в этом роде: «и если ты понравишься моей жене, как хорошо ты проведешь время, а если не понравишься, как я буду жалеть тебя». Я должен был сидеть на вершине какого-нибудь водопада, упасть и через секунду или две прийти в себя в зеркальной заводи. Меня предупредили, что местные не будут обо мне высокого мнения, пока я этого не сделаю. …Я разрабатывал план, как застать его врасплох, … когда пришла новость, что он взошел на холм за Ваилимой в последний раз.
Изабелл Стронг, падчерица Стивенсона
Прежде чем Роберт Луис Стивенсон стал известен в мире как писатель, имя Стивенсонов упоминалось в связи с маяками, которые оберегали побережье Шотландии – «раскрывали в сумерках свои огненные цветы» (слова из стихотворения Стивенсона «Зима»). Двадцатью стражами стояли они, возведенные на скалах среди гневных морей, твердо отбрасывая северные бури и служа молчаливым свидетельством смелого мастерства своих строителей. Именно от этих смелых людей Роберт Луис Стивенсон унаследовал свое имя и свое мужество. …
Климат его родной земли был жесток к хрупкому ребенку – или, может быть, климат сделал ребенка хрупким. В любом случае, историю его ранней жизни было бы грустно читать, если бы не сияние его души, светящее сквозь хмурые тучи слабого здоровья, как зажженная лампа. Когда ему было пять лет, мать спросила его, что он делал, и ответ на этот вопрос – ключ к его характеру: «Я весь день играл, – сказал он, – или, по крайней мере, я старался себя развеселить». Его любознательные глаза ясно смотрели сквозь дымку боли и находили очарование и интерес во всем вокруг. Сквозь его розовые очки соседний сад казался далекой страной; в звуках ночного ветра он слышал стук лошадиных копыт.
Ллойд Осборн (1868–1947), пасынок Стивенсона, его близкий друг и соавтор трех книг
(Знакомство в городке Грёз во Франции, где отдыхали молодые художники, 1876)
Мы поехали в Грёз, который был еще более привлекательным, чем нам описывали. … Был такой ранний сезон, что весь отель принадлежал нам, хотя мы постоянно думали, что вернутся эти ужасные Стивенсоны. …
Потом … мы снова были в Грёзе, с каждым днем становилось все теплее, а ужасные Стивенсоны – все неизбежнее. Некоторые художники уже прибыли – приятные молодые ребята, которые рисовали поля под огромными белыми зонтиками и которые, казалось, не находили ничего оскорбительного в присутствии моей хорошенькой матери и очень хорошенькой сестры.
… Я представляю эту сцену так ясно, будто это случилось вчера, вспоминаю, как мы с матерью смотрели из окна нашей спальни вниз на Изабелл, которая разговаривала во дворе с первым из прибывающих Стивенсонов – «Бобом» Стивенсоном, как его всегда называли. … С Бобом на нашей стороне – и скоро он стал почти другом – все наши тревоги утихли. И произошла странная перемена в нашем отношении к другому Стивенсону, этому неизвестному «Луису», как все его называли.
Луис, казалось, был для всех героем; Луис был самым чудесным и удивительным из людей; его остроумие, его высказывания, все его пикантное отношение к жизни было неисчерпаемой темой для разговоров. Все говорили: «Подождите, пока сюда доберется Луис», – с выражением нетерпения и ожидания.
Весь мой ужас перед ним исчез, и его место заняло что-то вроде благоговейного страха. Он стал и моим героем, этот чудесный Луис Стивенсон, который так живописно скользил по направлению к Грёзу в маленьком каноэ и каждую ночь спал на открытом воздухе в палатке. … Потом на закате летнего дня, когда все мы сидели за ужином, где-то шестнадцать или восемнадцать человек, среди которых моя мать и сестра были единственными женщинами, а я единственным ребенком, странный звук раздался возле одного из открытых окон, выходящих на улицу, и в комнату вскочил молодой человек с пыльным рюкзаком за плечами. Вся компания поднялась с восторженным шумом, окружая пришельца, протягивая ему руки с приветственными криками. Его посадили на стул … и, все еще смеющегося и разговаривающего, в общем шуме представили моей матери и сестре.