– Ну, так – что? Тефтели?
Пе́трович, дожевывая очередной пирожок, утвердительно заурчал. Тетушка допила свой чай, собрала приборы и вышла на кухню. Там послышалось стуканье сковороды. «Это не сковорода, а сотейник, сколько раз я тебе об этом говорила!» – тетушка постоянно корила его за приверженность к скорым готовым блюдам и настойчиво, но пока безуспешно агитировала его: «У тебя наверняка получится!» – научиться готовить. Потом что-то звякнуло, и тетушка появилась в гостиной, держа в одной руке два резных стакана, а в другой – такой же резной лафитник. Какой обед без ее кюммеля[13].
Нет, он усмехнулся про себя: «От вас никуда не убежишь». Он вспомнил, как мальчишкой обрадовался, найдя на страницах «Прощай, оружие» это с детства знакомое слово. Но моя тетушка – не мисс Ван-Кампен, а я – не Фредерик Генри. Так что, Старик, спи спокойно.
– Тефтели разогреваются, на салат у нас редиска, сейчас принесу, и мы будем готовиться к горячему, – она поставила стаканы с лафитником на стол и опять вышла на кухню. Пе́трович подождал, пока она не вернулась с двумя блюдцами редиски, украшенными веточками сельдерея, взял лафитник и аккуратно наполнил по треть рюмки.
– Давай, дорогая, за твое здоровье, – он чуть взболтал напиток, кругом вдохнул его аромат, сделал большой глоток, улыбнулся и потянулся к редиске. Тетушка чуть пригубила и взяла веточку сельдерея.
Пе́трович закинул голову. Тетушкин кюммель был не совсем обычным. Он встречал традиционным запахом тмина и вкусом аниса, сдобренного лимоном. Но когда напиток проходил, рот начинал наполняться густым и ярким ароматом меда. Подняв голову, можно было удержать этот аромат несколько минут. Добавлять мед в настойку ее научил пленный русский, который работал у соседей во время войны, немного помогавший с распилкой дров и им с мужем. А когда мед во рту начинал таять, его покрывал настоящий, садовый, свежий вкус редиса или сельдерея. Пе́трович опустил голову и крякнул от удовольствия. Тетушка улыбнулась, встала, подошла к буфету, достала фарфоровую пепельницу в форме профиля слона и позволительно кивнула головой: теперь ты можешь покурить.
Пе́трович благодарно кивнул головой и пододвинул к себе пепельницу. Та была привезена из Северной Африки, из самой Касабланки, в самом начале войны. Пепельница специально предназначалась для трубок, которые можно было раскладывать в хоботе, голове и чреве слона. Тетушка ни в какую не соглашалась (это же «Касабланка», Хэмфри Богарт и Ингрид Бергман) отдать ее племяннику – раз нравится, значит, чаще будешь приходить. Пе́трович набил выходной «данхилл», закурил, затянулся, выдержал паузу – и полез в карман за конвертом[14].
Тетушка бережно приняла конверт двумя руками (все понятно, о чем идет речь: время рождественских подарков давно прошло), положила, не открывая, на стол и опять улыбнулась:
– Заказ, да?
– Да.
– В тебе можно быть уверенным, как в английской железной дороге.
После войны они с мужем ездили в Англию, он – по своим профессиональным интересам, она – за компанию, откуда они оба привезли (наша пунктуальность общеизвестна, но их дотошность и точность просто неподражаемы) восхищение не только замками и мостами.
– И – кто? Судя по той легкости, с которой ты расстался с конвертом, это что-то большое, типа завода, да?
Пе́трович привык делиться с ней деталями своих дел, да и она, моментально улавливая суть проблем, привыкла обсуждать с ним прибыли и убытки, но особенно – нечистоплотность ответственных работников его клиентов.
– На этот раз – нет, но, – тут Пе́трович постучал трубкой о край пепельницы – слоник оказался совсем немаленьким, – сравнимый с заводом.