— О, Чарльз, — сказала Кейт, — мог бы ты хоть раз отказаться?
— Пять тридцать не очень рано?
— Пять тридцать — отлично.
— Пять тридцать — отлично, — передразнила Кейт и устыдилась. Над мертвыми не шутят.
— Если бы мы могли задержаться, только на минутку, вы бы ответили еще на один мой вопрос?
— О?
Зазвонил телефон. У Кейт. Она остановила пленку и позволила аппарату звонить. Пусть себе трезвонит и трезвонит. На двадцать втором звонке не выдержала, сняла трубку и рявкнула:
— Оставь меня в покое, сукин сын!
На том конце провода он или она дали отбой.
Кейт включила режим набора и набрала номер телефона, записанный на карточке день тому назад. После двух гудков трубку снял мужчина.
— Да, говорите.
Кейт положила трубку. Боязнь сцены. Она глубоко вздохнула, снова набрала, услышала сигнал «занято». Тогда пошла на кухню, перемотала пленку, снова послушала «Пурпурный дождь» и посмотрела в окно. Никто не прошел, пока звучала песня, а после она вернулась в комнату и снова набрала номер.
— Говорите.
— Можно… можно лейтенанта Милнера?
— Кто это?
— Мое имя ничего ему не скажет.
— Э, вы не знаете. Он помнит тысячу людей. Миллионы.
— Вот что я имею в виду. Прошли годы со времени нашего знакомства.
— Вы знакомы с Милнером?
— Ну, нет. Просто так. Я его не знаю. Прошли годы, и он не помнит меня.
— Кейт?
Она чуть не бросила трубку.
— Лейтенант Милнер?
— Кейт Нейсмит, так?
— Как вы узнали?
— Я думал о вас.
— Правда?
— На все сто. Чарльз Айвс и все такое.
— О да. Конечно. Чарльз.
— Вы поэтому звоните, да?
— Да?
— Восемь лет, Кейт, восемь лет будет этим летом, если оно когда-нибудь наступит, с тех пор как мы дружили, ты, я, Чарльз и все остальные. Итак, что случилось? Ты загрустила?
— О Чарльзе?
— Естественно. Почему бы и нет. В том смысле, что когда человек умирает, люди не поминают старые обиды.
— С того самого лета я не видела Чарльза, лейтенант.
— Дейв. Я знаю, ты здорово на него наехала, когда он бегал за той самой Йост, но я не уверен, помирились вы или нет. Памела Йост, кажется, так ее звали? Я все время путаю, Памела или Пола. Мне принесли папку, но я еще не рассмотрел.
«Если я буду продолжать так с ним разговаривать, телефон снова не зазвонит».
— Памела. Дейв?
— Да, Кейт?
— Я написала Чарльзу письмо, что не желаю больше его видеть и уезжаю из города, если не надолго, то, наверное, не на несколько дней. Меня не было всего пару месяцев, так вышло. Заскучала по проклятому уродливому, перенаселенному, шумному и вонючему месту…
Милнер посмеивался.
— … и мне самой не больно нравилось превращаться в этакую важную птицу. Я устроилась преподавателем, знал ты или нет, учителем французского языка в средней школе, в маленьком академическом пруду, вроде Портленда, Сиэтла или Альбукерка. Мне пришлось посетить эти места. Получилось так, что я бросила это занятие. Теперь у меня магазин в Три Бе Ка, между прочим, женского белья. А живу я не где-нибудь, а в Хобокене, в здании, бывшем ранее фабрикой разносолов, с мужчиной на четырнадцать лет младше меня, который играет на басах в группе под названием «Число их — ничто». Строчка Боба Дилана: «Черен их цвет, и число их — ничто». Они — группа — завоевали свой кусок славы, никогда не показываясь перед глазами поклонников. Выходят на сцену при погашенном свете, играют за черными японскими ширмами. Впечатляет, в извращенной манере. «Число их — ничто» — ужасное название, однако. Некоторые думают, что группа называется «Число их — нечто». Другие считают «Число их — ништяк». А кое-кто думает, что «Числоих» — это имя. «Числоих Ничто»…
— Кейт?
— … одна чувиха, которая, между нами говоря, не отличает одну латиноамериканскую страну от другой и выговаривает «Никарагуа» как «Кни-хор-рах-ва», подозревает, что «Числоих Ничто» пишется не так, и все время меня спрашивает, а как их название на самом деле пишется и что оно означает.
Думаю, им надо было назвать группу «Кейт Нейсмит». Сегодня вечером «Кейт Нейсмит» у «Максвелла». Круто звучит? Все поймут, что «Кейт Нейсмит» — это одно слово. «Максвелл» — клуб в Хобокене.
Хобокен, Дейв. Можешь себе представить? Я родилась в Филадельфии, и самое страшное для меня в подростковом возрасте было оказаться секретаршей в Нью-Джерси. Я целый год страдала, как один друг сказал, от «синдрома отрицания» штата Джерси. Потом, в один из дней последнего лета, я проснулась, утром и лицом к лицу столкнулась с этим фактом, поэтому села в поезд и отправилась в Эсбери-Парк. Мне активно захотелось пойти в Эсбери-Парк. Я обрела удивительный опыт, Дейв. Увидела «Мадам Мари», «Каменного Пони», «Казино». «Кокомо» не нашла. Понимаешь, о чем я говорю, да, Дейв?