— Спасибо, — иронично отреагировал Ньюмен.
— Заходите еще.
— Я слышал, ты посещаешь кабинет Бернштайна? — словно бы невзначай поинтересовался Ньюмен.
— Какого хрена ты имеешь в виду?
— Эй, Дейв, расслабься. Я просто попытался поддержать разговор. У нас это общая проблема, мы оба хотим попасть в отдел искусства.
Они дружно рассмеялись.
— У нас жены из Латинской Америки, обе Марии, и мы оба ходим на прием к Бернштайну.
— Ты навещаешь Бернштайна? — удивился Милнер. — Раз в неделю?
— Дважды в месяц.
— А я — каждую неделю.
— Знаю.
— То есть как это знаешь? Это личное дело. Я Бернштайна в лапшу искрошу во время следующего визита.
— Это не он, это Клингер мне тебя выдал.
— Ну так его. Наплевать, что он шеф.
— У Бернштайна прибавится работы, когда он узнает, что мы подружились, да еще и зацементировали наши отношения, — пошутил Ньюмен.
Милнера его замечание развеселило.
— Я не сказал, что мы зацементировались. Лыжи — цемент. Посмотрим, как он будет держать, — он указал за стекло: — Вот и приехали. Черт, здесь одностороннее движение, все против нас. Я не сообразил. Не будем объезжать квартал, там парк, давай пройдемся. Ядрена вошь, встань на лыжи, испытай их в действии. Ты же учился на тренажере, а?
— Давай пешком, — не согласился Ньюмен. — Не хочу оставлять тебя позади, чтоб глотать пыль, так сказать.
— Ты имеешь в виду цемент?
19
Квартира находилась в самом центре города. Ли Коблен жестко засмеялась:
— Фрэнсис Мак-Алистер?
Закон Ньюмена: люди прекрасно понимают, кого ты имеешь в виду, когда, словно бы невзначай, называешь имя любовницы супруга или вора, крадущего их деньги или цветочки из сада. Но они всегда повторяют за тобой: «Фрэнсис Мак-Алистер», — делая ударение на имени, в основном, для того, чтобы выиграть время, но также с надеждой — вдруг показалось, вдруг на самом деле прозвучало: Нэнси Мак-Алистер, Фэнни Мак-Алистер или Глэдис Мак-Алистер. Или что угодно, но тогда уже совсем другой разговор.
Ньюмен улыбнулся, вспомнив, как недавно произнес: «Дейв Милнер?» — когда Клингер сообщил, что его новый напарник не только женат на латиноязычной женщине, но и посещает курсы по истории искусства и тоже мечтает о переводе в отдел краж художественных ценностей. И еще раз улыбнулся, когда вспомнил о том, что их проблема, их глубокая взаимная неприязнь после пары стычек и разговоров на повышенных тонах за последние два дня превратилась в непреходящее восхищение, основанное на глубоком взаимном уважении и одобрении морали и методов действий напарника.
Для того чтобы увидеть, какая ты все-таки жопа, надо поступать как задница, — еще один закон Ньюмена.
— Нигде у вас там не зазвенел звоночек, миссис Коблен? — спросил Милнер.
— Кто вам сказал, что у нее с Алом был роман? — ответила вопросом на вопрос Ли Коблен.
— Значит, все-таки был?
Она расхохоталась. Милый, искренний смех женщины, книги покойного мужа которой все еще печатаются, служат основой для кино- и телеверсий, она сгребает бабки, оплачивает этот городской дом в Челси, домик в Шелтер-Айленд, «мерседес», о котором только что беседовала с механиком. Да не с таким механиком, к каким привык Ньюмен. Этот все объяснял и отвечал на вопросы, потом снова подробно объяснял, прямо и точно объявил, сколько будет стоить ремонт и обслуживание. Женщина смеялась так, что стало понятно: она не собирается особо ревновать своего мужа из-за романа пятнадцатилетней давности, она выслушала немало сплетен о других романах. Возможно, сама являлась участницей кое-каких из них, так прямо и жестко она держалась.
— Это абсолютно невозможно.
— Почему вы так думаете?
— Вы сказали, в семьдесят втором году. В семьдесят втором? — переспросила она.
— Особенно весной и летом. Частью в Луизиане. Вы жили в Нью-Йорке, пока ваш муж работал там над книгой. Как название города, лейтенант Ньюмен?
— Тибодо, — Ли Коблен успела раньше Ньюмена. Тот подтвердил:
— Верно, — и почувствовал себя дураком, поскольку только казалось, что правильно. На самом деле все обстояло не так.