— Раньше я это говорил?
— Не это. Что-то в этом роде.
Милнер покачал головой:
— Вот уж не подумал бы, что после тридцати шести лет службы ты такой нежный.
Ньюмен катал и катал карандаш.
— Давно ты ходишь к Бернштайну?
— Примерно с год. А ты?
— Примерно с полгода. Почему ты начал его посещать? Меня Мария заставила, но я теперь доволен. А ты? Почему?
— На меня тоже нажала Мария. Сказала, чтобы я отправлялся к мозгодаву, иначе обещала убить. Но я тоже теперь доволен.
— Не называй его мозгодавом, — попросил Ньюмен, — я его называю…
— Эй, избавь меня от этого, пожалуйста, ты что, работаешь с Бернштайном или как? Каждую неделю он долдонит мне, чтобы не называл его мозгодавом.
— Забавно, — сказал Ньюмен, — за месяц-полтора до того, как нас сделали напарниками, твое имя всплыло в разговоре с Бернштайном. Годами до того я о тебе не думал и не вспоминал.
— Э, можешь мне не рассказывать, если не хочешь. Это между нами.
— Он спросил меня, — продолжал Ньюмен, посмеиваясь, — что мне не нравится в тебе, так я тогда считал.
— «Считал»?
— В то время, я имею в виду, что тогда не знал тебя.
— В каком-то смысле знал. То есть у нас произошло больше стычек, чем когда я работал в Шестом, а ты — в Девятом. Помню, три или четыре раза. В Колумбии, в Чайнатауне, в Рокфеллеровском центре. Вот черт, мы друг друга видеть не могли без раздражения.
— В наших отношениях царила укоренившаяся враждебность друг к другу, основанная на глубоком неуважении и презрении к морали и методам действий, усиленная крайне агрессивной конфронтацией на протяжении длительного периода, — выдал Ньюмен.
— Звучит, как у Бернштайна, — сделал заключение Милнер.
— Так и есть.
— Виделся с ним в последнее время?
— Нет, из-за снегопада.
— И я. Даже соскучился.
— Я тоже.
— Когда-нибудь посетим его вместе.
Ньюмен засмеялся:
— Точно.
Милнер пожал плечами:
— Нам необходимо.
— Интересно, что люди о нас подумают?
— А пошли они… Так чем же мы сейчас займемся?
— Луизианой…
— Луизианой… Кто позвонит, ты или я?
— Звони ты, — предложил Ньюмен. — Я старше.
— Ты — старый пердун, это точно.
— Тебе необходимо сходить к мозгодаву, Милнз. Ты болен.
— А тебе, Нумз, к психологу.
20
«Мистика» — подумала Кейт Нейсмит.
Удивительно, как ей удается мысленно представить всю чертову картину? Кому нужно кино, телевидение? Можно включить обычный магнитофон и нажать на кнопку «Воображение» в собственном мозгу.
Вообразить, например, своего давнего любовника Чарльза, которого знала когда-то как свои пять пальцев. В начале первой кассеты он говорит, что давно не пользовался диктофоном. И просит Фрэнсис Мак-Алистер для пробы сказать несколько слов. Пока она соображает, он еще благодарит ее за то, что она вспомнила о его работах, прочитанных ею. Слушатели пропустили момент, когда она это сказала. Видимо, тогда электронная (или электрическая, черт ее знает?) запись их разговора еще не началась.
Потом Фрэнни говорит, «пожалуйста», слышен какой-то трепет. Ей, вероятно, неловко, она нервничает, потом говорит, нет, не истерично, но, похоже, ей хочется быть сейчас в другом месте. Она признается, что не знает, что сказать.
Мудрый Чарльз советует:
— Просто скажите: «Проверка, один, два, три, четыре…»
Но она не повторяет за ним, а берет себя в руки и хвалит его роман о Вьетнаме, который тоже читала. Лучшее, что можно сказать автору. И Чарльз отвечает лаконичным, но искренним «спасибо». Кейт читала роман Чарльза о Вьетнаме, но никогда не доставила бы ему удовольствие, признав данный факт. Но это уже совершенно другая сфера.
Потом следует труднопредставимый момент, Чарльз зачитывает список авторов и книг. Кейт не сразу вычислила, что, видимо, беседа из-за чего-то прервалась. Фрэнсис позвонила или произошло что-то подобное. Она вышла из комнаты, предложив в ее отсутствие взглянуть на книги, которые могли рассказать о ней. Ведь он за этим и пришел — узнать о ней как можно больше для будущей статьи.
«Множество книг о женщинах», — говорит Чарльз себе и магнитофону. Он зачитывает массу имен и названий. Затем слышится звук открывающейся и захлопнувшейся двери. Фрэнни возвращается, извиняется за длительное отсутствие и сообщает, что был звонок (значит, это действительно так), от старого друга с Гавайев. Они несколько дней пытались связаться, но из-за разницы во времени, составляющей шесть часов, как ей кажется, возникали трудности со связью.