Установлен крайний срок в вашем случае шантажа?
— Полдень, в понедельник.
— Сколько она хочет?
— Десять. Десять каждый месяц.
— Жаль, что мы не можем перевернуть этот паром.
Монтгомери засмеялся, потом поморщился. Он засунул руку в карман и вытащил бумажник. Открыв его, показал удостоверение и полицейский значок, посмотрел на них и пожал плечами с виноватым видом.
— Если бы кто-то показал вам кусок картона и кусок олова, сообщив при этом, что он комиссар полиции Нью-Йорка, вы бы поверили?
Она печально улыбнулась:
— Нет.
Монтгомери снова пожал плечами и направился к лестнице на капитанский мостик.
— Какого черта? Надо немного тяпнуть.
25
Зачем Чарльзу, зачем были нужны Чарльзу все эти сумки?
Туристская сумка, самолетная сумка, сумка для одежды, для теннисной ракетки, еще… Как такие называются? Отец Кейт когда-то пользовался такой. Во время Второй мировой войны. Она видела фотографии, где он сидит на …заморской сумке. Белая полотняная сумка для инструментов, слишком чистая для такой цели. Еще одна, с лямкой через плечо, из какого-то сверхлегкого парашютного шелка, или нейлона, или черт знает чего. Еще одна наплечная сумка с приспособлением для закрепления зонтика. Сумки, сумки, сумки. Интересно, спустя столько лет, сидеть в кладовке квартиры Чарльза среди множества сумок.
Забавно. Неважно, сколько лет прошло, а теперь она сидит в чуланчике квартиры бывшего любовника Чарльза Айвса. Впрочем, наплевать на сумки.
Однако не стоит слишком задумываться и о себе. Что означают все эти сумки? Тот Чарльз, которого она знала, путешествовал не слишком много: ездил на недельку зимой в теплые края, на пару неделек летом — к морю, изредка — в самые неожиданные места, потому что кто-то приглашал и оплачивал проезд. Она помнит сбор «вьетнамских» журналистов в Ридинге, Пенсильвания. Но непонятно, почему они собирались именно там?
Он не был тем деловым гонщиком из клуба здоровья, который торопится на мощный завтрак, потом — в офис, потом — питательный ленч, снова — офис, урок французского языка, калорийный обед, презентация на Бродвее, шикарный прием. Чарльзу не нужны были сумки для «Рибоков», ракеток для сквоша, радиотелефонов, «Филофаксов», ляруссов, чистых рубашек и лэптонов.
Фактически за единственный короткий отпуск, который они провели вместе (после очередной ссоры она уехала домой раньше срока) за все четыре года, Кейт не помнит случая, чтобы во время совместных выходов у Чарльза в руке, на плече или на спине была сумка. В тот отпуск, который с большой натяжкой можно назвать отпуском, когда они остановились на несколько дней у друзей Чарльза в Амангасетте, — сейчас она непонятно почему вдруг вспомнила, — он пользовался темно-синей полотняной туристской сумкой с красной окантовкой. Этой вот, которая стоит прямо возле ее правой руки. Можно даже дотронуться.
Эту же сумку он брал в Новый Орлеан, в Карвилль? Кейт суеверно отдернула руку.
Господи, как ей страшно. А почему бы ей не испугаться? Кто-то тихо ходит на цыпочках по квартире.
А теперь уже не крадучись, вполне уверенно ходит.
И не просто кто-то.
Человек по имени Стив.
Стив Федеричи.
Коп.
Или человек хочет убедить ее, что он коп.
— Кейт, — окликнул он, — Кейт, меня зовут Стив Федеричи. Я — полицейский.
Ну-ну, рассказывай сказки.
— Не бойся, выходи.
Это ты так говоришь…
— Кейт?
Меня нет. Никого нет дома.
— Кейт?
Настойчивый парень. Прямо как настоящий полицейский.
Настойчивый, как настоящий убийца.
— Кейт, ты, вероятно, слышала о Карен Оберн? Ее убили по ошибке, кто-то охотится за тобой. У тебя есть нечто, кому-то очень нужное. Я хочу помочь тебе, Кейт.
Она ждала, что еще он скажет.
— Кейт?
О Боже, он прямо у двери в кладовую.
— Кейт?
Он уже открывает дверь.
— Я вижу твою пятку, Кейт.
Боже.
— Можешь выйти.
— Это ты так говоришь. Мне страшно.
Они пили чай «Серый Граф». Стив Федеричи заварил его, следуя инструкциям Кейт: подержал над паром заварочный чайник, всыпал чай, залил горячей водой, закрыл крышечкой, поболтал и разлил через бамбуковое ситечко в кружки — так Кейт научилась у Чарльза Айвса.
— Хорошо, — сказал Федеричи. — Теперь я много чаю не пью, потому что я… моя жена беременна.
Почему он говорит о жене, беременной жене, когда наконец-то попал в общество женщины, которая, очевидно, настолько любит нижнее белье, что не просто носит его (как в случае с Карен Оберн, он абсолютно в этом уверен, хотя не заметил и намека), она не просто носит хорошее белье, но и продает его.